Успех - Страница 11

Написанный в 1933 году небольшой по размерам роман «Семья Опперман (Еврейские судьбы)» углубил антифашистскую тему «Успеха». Многие страницы этого произведения, написанного в роковой год торжества гитлеризма, принадлежат к лучшим образцам боевой антифашистской публицистики. Боль и тревога за будущее не только национальной немецкой культуры, но и всей культуры человечества пронизывает роман, хотя Фейхтвангер и выдвинул в нем на первый план вопрос о расовых преследованиях.

Герои романа, почтенные негоцианты и ученые обыватели, выбиты фашизмом из весьма комфортабельной жизненной обстановки. Их вера в незыблемость мира рухнула. Перед ними встала беспощадная альтернатива — или жить, борясь, или бесславно и бессмысленно погибать. Буржуа до мозга костей, Опперманы начинают искать пути борьбы, медленно, но верно отрешаясь от своей сытой буржуазности. Они ненавидят фашизм потому, что он угрожает их существованию и нарушил привычную для них «меру вещей», сместил все представления о нравственности, о человеческих правах. «Мера вещей», столь дорогая Опперманам, по существу тот же идеал облагороженной буржуазной демократии, в который верили Тюверлен, Крюгер, Иоганна Крайн, а с ними и сам Фейхтвангер.

Свидетели победы фашизма у себя на родине, Опперманы оказались в трагическом положении, ибо они лишь «видели то, что есть, но не умели сказать, что нужно сделать». Не знающие и не нашедшие реальных путей борьбы против фашизма, Бертольд и Густав Опперманы погибают. Но Густав пробует незадолго до гибели нащупать связь с теми, кто знал, «что делать». Это были сверстники Прекля, люди его склада души, ставшие подпольщиками.

Фейхтвангер не смог придать их образам художественной законченности, но он начал приходить к мысли, что не только слово, но и действие является знаменем времени, а идеи, вдохновившие Прекля, имеют силу большую, чем он предполагал, когда писал «Успех». Судьба гибнущих и погибших членов семейства Опперман была тому достаточно убедительным примером.

Перед второй мировой войной, когда уже была ясна расстановка сил на арене мировой истории, Фейхтвангер закончил роман об антифашитской эмиграции — «Изгнание», в котором возвращался к некоторым проблемам, намеченным в «Семье Опперман».

«Изгнание» написано под знаком слов Гете: «Умри и возродись». Немецкие интеллигенты-эмигранты — те, кто близок по духу Фейхтвангеру, как, например, главный герой романа музыкант Зепп Траутвейн — несли в сердцах своих нежную и глубокую любовь к той жизни, которую у них отнял фашизм. Но они знали, что их мир был слаб, неустойчив и упал под ветром событий, как подгнивший плод с дерева. Им предстояло или умертвить в себе прошлое, чтобы возродиться для новой жизни, или «скорбными гостями» пройти свой короткий путь по жизни, минуя главную магистраль истории.

Однако молодое поколение эмиграции — это убедительно показал Фейхтвангер — не может довольствоваться поздним опытом отцов. Сын Зеппа Траутвейна, угловатый и непримиримый Ганс, идет к коммунистам. Замкнувшийся в жгучей иронии, воспринимающий мир как покую трагикомедию, молодой поэт Гарри Майзель погибает. Другие юноши, не связанные с эмиграцией, но ощущающие накаленность общественной атмосферы, тревожную тишину предгрозья, или колеблются, или связывают свою судьбу с фашизмом. Но для положительных героев романа действие, борьба с фашизмом уже становятся непременным условием бытия. Даже Зепп Траутвейн начинает чувствовать старомодность своих убеждений. Но на чьей стороне историческая истина, кто прав — Зепп или его сын, какой способ борьбы с фашизмом более верен и результативен, чьи воззрения на историю и общество возобладают в битве идей, отражавшей битву социальных интересов, — Фейхтвангеру было еще неясно.

Вторую мировую войну писатель встретил полный внутренних сомнений, но весь богатый опыт, который он почерпнул из жизни за годы войны, наблюдая обострение конфликта между идеями прогресса и идеями реакции, возросшую активность и роль народных масс в истории, оставил в его сознании глубочайший след.

Послевоенные годы были для него в творческом отношении весьма продуктивны, а созданные им на материале событий, связанных с французской буржуазной революцией, романы «Гойя, или Тяжкий путь познания», «Лисицы в винограднике», «Мудрость чудака, или Смерть и преображение Жан-Жака Руссо», а также «Испанская баллада», «Иеффай и его дочь» обозначили новый этап в его идейном и художественном развитии.

Изображая смену феодальных отношений капиталистическими, крушение монархической Франции, расшатывание здания феодальной Европы или обращаясь в глубь испанской и библейской истории, Фейхтвангер насыщал свои послевоенные произведения параллелями с современностью.

В послесловии к роману «Лисицы в винограднике» он писал, что подлинным его героем является не та или иная историческая личность, а сам прогресс, «тот незримый кормчий истории, который в восемнадцатом столетии был открыт, в девятнадцатом тщательно изучен, описан и оценен, с тем чтобы в двадцатом веке быть тяжко оклеветанным и отвергнутым».

Несмотря на горечь, присутствующую в этих словах, Фейхтвангер, пересматривая свой прежний взгляд на историю как на трагическое равновесие сил Разума и Варварства, начал признавать неуклонность движения человечества вперед. Идея исторического прогресса становится в его последних романах главной, привнося в них отсутствовавший ранее дух исторического оптимизма. Несомненно, общественная борьба масс привела Фейхтвангера к этой идее. Признавая неизбежность утверждения в жизни новой системы социальных отношений, основанной на началах справедливости, Фейхтвангер писал, что «великие перемены могут совершаться только снизу, массами, народом». Но он по-прежнему полагал, что изменение жизни произойдет лишь тогда, когда изменится сам человек. Умонастроение, объединившее в «Успехе» Тюверлена, Иоганну Крайн, Мартина Крюгера, их вера в стихийную созидательную мощь жизни, которая сама пробьет путь к справедливости, находит в послевоенных романах Фейхтвангера философское обоснование. «Если окинуть взором события последних лет в целом, то, к счастью, можно признать: человечество, вопреки всему, движется вперед, по законам великой, доброй необходимости», — писал он в «Мудрости чудака».