Успех - Страница 37


К оглавлению

37

А вот и поместье Тони Ридлера. Этот тоже отошел от государственных дел. В бытность свою баварским дипломатом он кутил напропалую, затем во время войны и после нее изрядно разбогател и продолжал и дальше приумножать свои капиталы. Теперь он и вовсе разжирел, недавно обзавелся третьим автомобилем, отличной машиной итальянской марки, наплодил целую кучу внебрачных детей. Забавы ради создал несколько нелегальных союзов, так что ему, Кленку, иной раз нелегко бывает делать вид, будто он ничего не замечает. Определенно, мы в нашей клерикальной Южной Баварии, пожалуй, перебарщиваем с внебрачными детьми, их у нас в процентном отношении больше, чем где бы то ни было в Центральной Европе. Да, не повезло бедняге Крюгеру: сесть в тюрьму из-за того, что ты переспал с женщиной. Мерзкая это работа — делать в Баварии официальную политику. Тем, кто в действительности делает ее, — только тайно, — куда легче. Судя по последним статистическим данным, число тяжких преступлений и даже убийств к югу от Дуная выше, чем в любом другом районе Германии. Хороши мы, нечего сказать: цифры преступности у нас такие, что всех за пояс заткнем. Мы народ боевой, этого отрицать нельзя.

Гоп-ля! Он чуть было не наехал на велосипедиста. Стрелка спидометра застыла на цифре девяносто.

— Лучше зенки протри, осел, дохлая мартышка! — смачно по-баварски выругался он в ответ на вопли испуганного велосипедиста. Приятнее всего иметь дело с собаками. А велосипедисты — самый глупый народ на свете. Он улыбнулся, вспомнив, что из всех немецких городов самый большой процент велосипедистов в Мюнхене. С какой бы радостью и треском оппозиционная печать принялась бы его травить, задави он по неосторожности одного из этих велосипедистов.

Зря он не захватил с собой нового издания «Философии права». Сидя в засаде, он любил читать, особенно его интересовали вопросы философии права. Он хорошо разбирался в сложных проблемах гетерономии и автономии, законности и морали, теории естественного и договорного права. Нередко он поражал парламентариев всеми давно забытой, меткой цитатой. Он может позволить себе роскошь интересоваться теоретическими проблемами. Это весьма любопытное занятие. «И-де-о-ло-ги-че-ская надстройка» — с усмешкой произносит он, смакуя каждый слог. Смешно! Он прибавил скорость. Теории теориями, а вот он, Кленк, — законодатель, одного его слова довольно, чтобы, согласно известному изречению, целые библиотеки превратились в груды устаревшего книжного хлама.

Мерзкая все-таки физиономия у этого Гейера. Отвратный тип, надутый индюк. Истерик, возомнивший себя великим умником. С Тони Ридлером он тоже когда-нибудь схлестнется. Спеси у того хоть отбавляй. Да, философия права. Обширная сфера деятельности. Нет, его, Кленка, не интересует, что справедливо и что несправедливо. Его долг уберечь страну и народ от любых вредоносных влияний. Он поступает так же, как ветеринар, принимающий необходимые меры против эпидемии ящура.

Ветер усилился. Сразу после обеда он с егерем Алоисом отправится к охотничьему домику. Он прибавил скорость, снял шапку, подставив порядком облысевшую голову встречному ветру. С трубкой в зубах, предвкушая вкусный обед, довольный собой, всегда на страже интересов родины, министр Кленк едет по стране.

12
Письма с того света

На следующий день прокурор нанес решительный удар, потребовав оглашения ряда документов, оставшихся после смерти Анны Элизабет Гайдер. Они сразу же после ее самоубийства были опечатаны властями, и ознакомиться с ними смогли лишь члены суда.

Зачитывал документы чиновник судебной канцелярии. Это были отрывки из дневника и неотправленные письма. Из опасения, что чиновник при чтении не разберется в скверном почерке покойной, имевшей привычку писать на отдельных листках фиолетовыми чернилами и очень тонким пером, все эти послания были аккуратно перепечатаны на машинке. Из уст секретаря, из его совсем еще юных, благодушных уст, над которыми, с наивной претензией на лихость, топорщились усики, услышали судьи, присяжные заседатели, журналисты, публика, доктор Гейер, услышал впервые и сам Крюгер выплеснувшиеся в смятении из глубины души и обращенные к нему слова. Секретарь суда, чтобы публично не оскандалиться, заранее прочитал все эти письма. Но в них говорилось о совершенно необычных для него вещах, к тому же общее внимание хотя и льстило ему, но одновременно сковывало, и он читал, запинался, потел, часто откашливался, а в трудных местах невольно переходил на диалект. Крюгеру, впервые услышавшему в такой неподходящей обстановке, из этих чужих уст, обращенные к нему, полные страстной тоски слова, было мучительно трудно сохранить на лице бесстрастное выражение.

Из множества бумаг прокурор отобрал две выдержки из дневника и одно неоконченное письмо. Стиль его был столь же безотраден, как стиль ее живописи. Бесстыдно, подробно, предельно откровенно рассказывала она о том, как на нее действует малейшее прикосновение Крюгера: его рук, губ, тела. В словах таился и пламень страсти, и религиозная экзальтация, порожденная, вероятно, ее монастырским воспитанием. И все это было исполнено мрачной, то загнанной внутрь, то вновь прорывавшейся чувственности. Необычные слова, вопли заточенного в клетке зверя. Непостижимые, иногда звучавшие в устах секретаря почти комично. Во всяком случае, эти признания звучали совсем не так, как если бы речь шла о чисто дружеских отношениях.

Публика в зале разглядывала руки Крюгера, о которых столько говорилось в дневнике, его губы, его самого. Неловкость, охватившая вначале кое-кого в зале, оттого что интимные признания умершей в присутствии множества людей, при ярком свете ламп, с величайшим бесстыдством были брошены обвиняемому в лицо, уступила место общему возбуждению. Точно так же, как зрители следят за боксером, обессилевшим в последнем раунде под градом неотразимых ударов противника, стараясь угадать, устоит ли он на ногах, — так публика ждала, рухнет ли Крюгер под тяжестью этих писем. Адвокат доктор Гейер, не сводивший голубых глаз с секретаря, сидел, плотно сжав губы, и его застывшее в неимоверном напряжении лицо то и дело покрывалось красными пятнами. Он проклинал поэтически страстные признания покойной, позволявшие любому противнику истолковать их, как ему вздумается. Он не мог не видеть, что они производят на суд, на публику и на журналистов сильное впечатление. Прокурор не промахнулся: пуля попала прямо в цель, это бесспорно. По выражению лиц даже доброжелательно настроенных людей было видно, что уверенность в предосудительности отношений Мартина Крюгера с покойной крепла с каждым словом.

37