В крайне неприятном положении из-за неожиданного вызова новой свидетельницы оказался прокурор. Едва ли на эту разгневанную женщину с твердым и смелым взглядом можно повлиять в духе, угодном баварским властям, вряд ли удастся сбить ее с толку ловко поставленными вопросами, вряд ли он сумеет навязать ей свою точку зрения по поводу виновности обвиняемого. Своей привлекательной внешностью она, очевидно, успела завоевать симпатии зала еще прежде, чем раскрыла рот. К тому же защитник доктор Гейер — в этом ему не откажешь — выбрал удачный с психологической точки зрения момент.
Председательствующий, глава земельного суда доктор Гартль, впервые за все время процесса, забеспокоился. Он несколько раз высморкался, после чего и присяжный Лехнер стал еще чаще вытаскивать из кармана клетчатый носовой платок. А еще г-н Гартль снял судейскую шапочку и вытер пот с лысины, чего раньше, несмотря на жару, ни разу не делал. Неожиданное появление новой свидетельницы внесло некоторые осложнения в процесс, доселе протекавший гладко, но вместе с тем открывало перед честолюбивым председателем суда возможность проявить свои способности в сложной ситуации: не ограничивая прав обвиняемого на защиту, в то же время обеспечить вынесение обвинительного приговора.
Свидетельница Крайн показала следующее: обвиняемый доктор Крюгер — ее друг. «Как это понимать?» Тут уже защита потребовала дальше вести заседание при закрытых дверях. Но поскольку председатель суда именно с помощью многочисленной публики надеялся запугать нежелательную свидетельницу, требование защиты было отклонено. Иоганне Крайн пришлось давать показания публично. — Не хочет ли она этим сказать, что была с обвиняемым в интимных отношениях? — Да. — Итак, что ей известно о событиях той ночи, когда доктор Крюгер был на вечеринке в доме на Виденмайерштрассе? — В ту ночь Крюгер приезжал к ней. — Присяжные, словно по команде вытянув шеи, уставились на свидетельницу. Даже на тупом, массивном лице почтальона Кортези отразилось напряженное внимание, мягкий рот учителя гимназии Фейхтингера, обрамленный черной, пушистой бородой, округлился от удивления, что прокурору было весьма неприятно видеть. Встревоженный произведенной показаниями свидетельницы Крайн сенсацией, прокурор спросил, не помнит ли она точно, в котором часу Крюгер пришел к ней тогда. В зале — ни звука, лишь громкое, прерывистое, напряженное дыхание. Да, четко ответила Иоганна Крайн, она помнит. Было два часа ночи.
В душном, переполненном зале стояла мертвая тишина. — Каким образом она сумела столь точно запомнить время? — чуть осевшим голосом спросил прокурор. Спокойно, уверенно, не слишком кратко, но и не вдаваясь в ненужные подробности, Иоганна Крайн рассказала о предполагавшейся прогулке в горы. Вначале Мартин не хотел ехать с ней, и они из-за этого поссорились, но потом, очевидно, раскаявшись, он уехал с вечеринки, явился к ней посреди ночи и разбудил ее. Вполне естественно, что она первым делом взглянула на часы. Потом они еще долго обсуждали, стоит ли наутро ехать в горы: ведь если тебя будят в два часа ночи, потом не очень-то приятно вставать в половине пятого утра. Подсудимый Крюгер слушал очень внимательно, он и сам почти поверил ее словам. Теперь она весьма сожалеет, закончила свидетельница Крайн свой рассказ, что не пошла вместе с ним на ту вечеринку: тогда не было бы и всего этого процесса. Последнее высказывание свидетельницы было доктором Гартлем решительно отклонено, «как к делу не относящееся».
Пока по требованию прокурора разыскивали шофера Ратценбергера, чтобы устроить ему очную ставку с Иоганной Крайн, бесконечно длинный допрос свидетельницы продолжался с прежней бесцеремонностью. Прежде всего ее спросили, была ли она с обвиняемым Крюгером в интимной близости в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое февраля. Доктор Гейер вновь потребовал провести дальнейший допрос свидетельницы при закрытых дверях, и вновь его требование было отклонено. Сильно побледнев, злым, отчетливым голосом, невольно перейдя на диалект, Иоганна подтвердила, что — да, и в ту ночь она принадлежала Мартину. Каждое ее слово, малейшее движение были проникнуты силой и прямотой, ее переполняла ярость к своим землякам. Учитель гимназии Фейхтингер испытывал самый настоящий страх перед гневным, решительным взглядом ее серых глаз. Следующий вопрос был, — одна ли она живет, и каким образом обвиняемый мог пройти к ней незамеченным. Иоганна ответила, что живет вместе со своей теткой Франциской Аметсридер, пожилой женщиной, которая ложится спать рано и всегда в одно и то же время. Ее, Иоганны, комнаты — изолированные. У Крюгера был ключ от дверей, и потому он мог незаметно и без помех приходить к ней. С лица легкомысленного присяжного фон Дельмайера исчезла язвительная усмешка, и он одобрительно и со знанием дела закивал головой. Прокурор тут же решил про себя, что не мешает проверить, не занимается ли сия почтенная тетушка сводничеством.
— Знала ли свидетельница Крайн, — продолжал допрос прокурор. — что доктор Крюгер находился в интимных отношениях и с другими женщинами? — Да, она об этом знала. Но это были мимолетные связи, и она смотрела на них довольно спокойно. Заявление свидетельницы произвело неприятное впечатление. Господин прокурор не преминул выразить свое крайнее удивление. Однако совершенно исключено, — продолжала Иоганна, чтобы Крюгер пришел к ней прямо из спальни другой женщины. — Гм, гм, — хмыкнул прокурор. Другие также поспешили выразить свое сомнение многозначительным хмыканьем. — Абсолютно исключено, — взволнованно, с силой повторила Иоганна. Председательствующий предложил ей проявлять большую сдержанность. Художнику из «Берлинер иллюстрирте цейтунг» удалось схватить тот эффектный момент, когда Иоганна в порыве гнева повернулась своим красивым лицом к прокурору и взглянула в его грубую физиономию; разговаривая с человеком, она всегда смотрела ему прямо в глаза. — На какие средства она существует? — задал очередной вопрос прокурор. — У нее есть кое-какие сбережения, — ответила Иоганна, — кроме того, определенный доход ей приносят и графологические анализы. Впрочем, она не понимает, какое это имеет отношение к делу? Председательствующий, доктор Гартль, в третий раз вежливо, но твердо призвал ее к порядку.