Успех - Страница 72

К оглавлению

72

Такими были основные положения статьи, которую писатель Жак Тюверлен, прохаживаясь по комнате, диктовал секретарше, успевая знаками давать указания отчаявшемуся портному.

Затем он отпустил курьера, заказал новые лыжи, договорился о встрече с обиженной приятельницей и послал набросок статьи Иоганне Крайн.

Прочитав статью, Иоганна помрачнела. Ей и в голову не пришло, что трезвый, здравомыслящий Тюверлен, случись с ним нечто подобное, главным виновником посчитал бы самого себя. Она не поняла главного: Тюверлен написал эту статью, чтобы разобраться в собственных запутанных взглядах на дело Крюгера, оправдаться перед ней, Иоганной, и перед самим собой. Статья показалась ей просто циничной издевкой над ее борьбой за справедливое дело, которую она вела открыто и честно. На следующий день у нее с Тюверленом было назначено свидание. Теперь она решила больше с ним не встречаться, порвать с ним раз и навсегда. Но, уже сняв трубку, передумала — решила поговорить с ним прямо, без обиняков. На следующее утро она встретилась с адвокатом Гейером. Рассказала ему о знакомстве с г-жой фон Радольной в доме у Гесрейтера и о своем намерении поехать в Гармиш.

— Хорошо, — сказал доктор Гейер. — Даже очень хорошо. Нужны светские связи, как я вам уже говорил. С этими людьми нужно бороться их же оружием: необходимо завоевать их расположение. Воевать с ними бесполезно, зубы у них покрепче ваших.

Иоганне показалось, что адвокат отделывается общими фразами, точно дело Крюгера перестало его по-настоящему интересовать. Он сидел, закрыв глаза, прятавшиеся за стеклами очков. Иоганна сердито закусила верхнюю губу. Тюверлен, адвокат: похоже, что всерьез судьбой Крюгера озабочены лишь нищие духом. Внезапно Гейер сказал:

— Зимой в Гармиш приедет отдохнуть на две недели имперский министр юстиции Гейнродт. Я напишу ему, и он не откажется вас принять.

Он попытался вернуть ее доверие прежним проникновенным взглядом. Но она не дала себя обмануть — взгляд адвоката оставил ее равнодушной.

Вечером следующего дня она ужинала с Жаком Тюверленом в ресторане Пфаундлера. Тюверлена удивило, что Иоганна рассердилась на него за статью.

— Разумеется, я готов вам помочь, — непринужденно, фальцетом объяснил он. — Но это не мешает мне откровенно высказывать свое суждение. Ведь дело только выигрывает, если к нему подходишь трезво. Кстати, мне недавно представился случай познакомиться с министром Кленком. Исключительно симпатичный человек.

— Он защищает самое неправое дело на земле, — бросив на Тюверлена гневный взгляд, произнесла Иоганна побелевшими губами.

— И что же? — удивился Жак Тюверлен. — Бывает, что хорошие люди защищают неправое дело.

— Я по горло сыта вашими афоризмами! — оборвала его Иоганна, швырнув салфетку на стол.

Ноздри ее вздернутого носа раздувались. Удивительно, что у этого вздернутого носа такие топкие, выразительные ноздри! Эта женщина необычайно нравилась Тюверлену.

— Слушаешь вас, и кажется, будто ступаешь по осколкам стекла, — продолжала Иоганна. — Вы хуже баварского правосудия.

Не закончив ужина, она встала. Жак Тюверлен тоже поднялся из-за стола и спросил, когда они увидятся снова.

— Я уезжаю на несколько недель в Гармиш, — ответила Иоганна.

— Это великолепно, — воскликнул Жак Тюверлен, — Я тоже в скором времени собираюсь туда.

Он проводил ее до выхода, затем вернулся к столу и закончил ужин.

9
Жених в арестантской одежде

Над рабочим столом заключенного Мартина Крюгера висел календарь, выше — распятие, грубая фабричная копия со средненемецких распятий пятнадцатого века. Мартин Крюгер большую часть дня проводил за этим столом, его лицо посерело, а руки потрескались оттого, что он непрерывно смывал с них клей. Нарезанная бумага, горшок с клеем, кисточки, деревянная фальцовка, шаблон для сгибания дна. Так Мартин Крюгер сидел с утра до обеденного перерыва, затем — до прогулки, и снова — до вечера. Он намазывал клей, потом вклеивал подкладку, придавая кульку нужную форму, опять клеил, загибал донышко и в последний раз промазывал клеем уже готовый кулек.

А когда он поднимал глаза, то видел на высоте двух метров от каменного пола оконце, забранное снаружи железными прутьями — пять вертикальных и два продольных. Под оконцем на полке — несколько эмалированных посудин: таз для умывания, мыльница, кувшин, кружка. Время от времени он вставал и мерил шагами тесную — четыре метра в длину и два в ширину! — камеру. Плотная, дубовая дверь, запертая на два железных засова и тяжелый замок. Голые стены — бледно-зеленые внизу и беленые — сверху. Он знал наизусть мельчайшие полоски, оставленные малярной кистью: оба места, откуда были выдраны гвозди, и совершенно точно — пять замазанных краской вмятин, где прежде торчали гвозди. Рядом с полкой был прибит небольшой, оклеенный белым листом бумаги кусок картона с надписью: «Мартин Крюгер, регистрационный номер 2478, три года». Там же были указаны даты начала и конца срока наказания, и внизу — «дача под присягой ложного показания». В углу камеры стояла белая параша для отправления естественных надобностей и, как ни странно, висел термометр. Для письма — аспидная доска и грифель. В бумаге и чернилах ему было пока отказано.

Он снова и снова перелистывал четыре брошюрки, висевшие в углу на нитке, продетой в продырявленные уголки. Одна из них была о борьбе с туберкулезом и алкоголизмом, другая — о страховании на случай утраты кормильца либо потери трудоспособности, третья — вдвойне бессмысленная во времена инфляции — «Руководство для вкладчиков сберегательных касс» и, наконец, книжица в черной обложке: «Правила для заключенных».

72