Успех - Страница 84

К оглавлению

84

Собутыльники, увидев, что Ратценбергер так и остался лежать между кружкой пива и нарезанной ломтиками, но не съеденной редькой, были сильно озадачены. Булочник, правда, пробормотал: «Получил теперь свое, тупой баран», — но всеобщая ярость обратилась на шляпочника Ротшильда, явившегося подлинным виновником смерти заслуженного шофера.

Похороны Ратценбергера были обставлены с большой помпой. Умерший был смелый человек, не побоявшийся сказать слово правды, за что его и преследовали столь жестоко чужаки и красные. Но он мужественно выполнял свой долг, неколебимо стоял за правду, был настоящим немцем. «Истинные германцы» устроили грандиозный, торжественный митинг, их вождь Руперт Кутцнер произнес пламенную речь. Стоя у гроба, белокурый Людвиг Ратценбергер-младший молча, с мрачным выражением на красивом лице слушал речь в честь отца. Они своего добились, эти подлые Иуда и Рим. Все-таки укокошили его отца. Но на свете есть он, Людвиг Ратценбергер, и он им еще покажет! «Истинные германцы» заказали надгробный памятник до того великолепный, что о лучшем и сам покойник не мог бы мечтать. Барельеф изображал человека на колесе (намек на профессию усопшего), поднявшего для клятвы руку — намек на его доблестный поступок.

Следствие по делу булочника было проведено наспех и поверхностно. Ведь дело-то было простое. Ссора произошла из-за еврея Ротшильда. Булочник защищал еврея, а шофер, понятно, обозленный гонениями, которые ему приходилось терпеть, вышел из себя. Драки были не редкостью для баварских кабачков.

У булочника хватило ума не вдаваться в подробности. С печальным, покорным выражением лица он повторял: «Да так уж оно получилось». Стоял, скорбно понурив свою похожую на грушу голову. Приговор суда был мягким.

Но хотя на заседании суда об этом даже не упоминалось, слухи о подлинной причине смерти Ратценбергера распространились по предместьям Гизинг и Хейдхаузен, их не могло даже остановить причисление покойного к лику мучеников. Эти слухи дошли и до вдовы шофера, Кресценции Ратценбергер. Между нею и сыном Людвигом, который свято чтил память отца и теперь, захватив всю власть в доме, не желал больше терпеть ханжества матери, то и дело вспыхивали жестокие ссоры. Он твердо заявил матери, что слухи, будто отец принес ложную присягу, распространяют его политические враги. Дикие, неистовые крики сына заставили бедную Кресценцию в конце концов умолкнуть. Но то, что она знала, оставалось при ней. Ведь все, в чем Франц Ксавер признался брату, он говорил и ей. И вдова Ратценбергер видела в его гибели кару господню и перст судьбы. Она была набожна, любила своего умершего супруга, но, даже заказывая мессу за упокой его души, не находила успокоения. Ее терзала мысль, что он, видно, томится в чистилище, а может, даже угодил прямо в ад. Однажды под впечатлением какого-то фильма она попросила мужа публично покаяться во зле, которое он причинил Крюгеру. Но супруг в ответ дал ей затрещину. Теперь он был мертв, она давно простила ему побои и вся была преисполнена неподдельной заботой о спасении его души. Она обратилась за советом к духовнику. Тот был неприятно удивлен и велел ей молиться и служить панихиды. Но ей этого казалось мало. Ночами она часто лежала без сна и все думала, как бы помочь покойному.

14
Кое-какие исторические сведения

Численность населения нашей планеты в те годы составляла один миллиард восемьсот миллионов человек, из них белокожих — около семисот миллионов. Культура белых считалась более высокой, чем другие культуры, Европа слыла лучшей из всех пяти частей света; однако наблюдалось постепенное смещение центра тяжести в сторону Америки, где проживала примерно пятая часть всех белых.

Белые воздвигали между собой всевозможные границы, часто произвольные. Они говорили на разных языках. Группы, в несколько миллионов человек каждая, имели свой особый язык, непонятный для других. Они намеренно раздували противоречия между индивидуумами и между группами и по всякому поводу воевали друг с другом. Правда, постепенно они приходили к выводу, что убивать людей нехорошо. Все же во многих жила атавистическая страсть к убийству себе подобных. Например, войну объявляли из национальных соображений, иными словами потому, что кто-то родился в другом месте земного шара. Используя групповой аффект, правители объявляли высшей добродетелью ненависть к людям, родившимся за пределами установленных ими государственных границ, и в этих неполноценных людей полагалось стрелять в выбранное властителями время. Такие и подобные им добродетели, внушаемые детям чуть ли не с пеленок, объединялись в понятие «патриотизм». Другие причины для объявления войны именовались у белых социологическими. В этой борьбе играли роль такие понятия, как «прибавочная стоимость», «эксплуатация», «класс», «пролетарий», «буржуазия». Однако и здесь дифференциация была произвольной, и вождям партий нелегко было определить, какими именно качествами должен обладать тот или иной человек, чтобы его можно было причислить к своим сторонникам или противникам.

Образ жизни в ту эпоху не отвечал требованиям гигиены. Люди теснились в прижавшихся друг к другу огромных домах из камня и железа, плохо проветриваемых и почти совсем без зелени. В Северной Америке 25, 9 процента людей проживало в городах с населением свыше ста тысяч человек, в Европе — 13, 7 процента, в Германии — 26, 5 процента, в Англии — 39, 2 процента. Люди вдыхали дым высушенной, медленно тлеющей травы, именуемой «табаком», отравляя воздух себе и окружающим. В больших количествах поедали мясо убитых животных. Напротив, употребление в пищу человечьего мяса стало аномалией у белых людей. Употребление алкогольных напитков в Америке было запрещено, но этот закон всеми нарушался; дошло до того, что однажды в ночь под рождество только в Нью-Йорке погибло двадцать три человека, выпивших суррогат алкоголя.

84