Все это успел передумать, мысленно увидеть и вновь пережить адвокат Гейер, пока Эрих, никчемный юнец в превосходно отутюженных брюках и безукоризненных, точно по ноге ботинках, сидел перед ним, излагая идиотский проект кошачьей фермы.
— Господин фон Дельмайер тоже участвует в деле? — внезапно спросил Гейер.
— Само собой. Ты что-нибудь имеешь против? — с вызовом ответил Эрих.
Нет, адвокат Гейер ничего не имел против. Что он мог против этого иметь?
Тут Эрих сказал, что кошачья ферма — лишь одно из многих дел, которыми они думают заняться. Сейчас, — понятно, не для немощных стариков, а для молодых, энергичных людей, — настали хорошие времена. Если из этой затеи с кошачьей фермой ничего не получится, тогда они возьмутся за какое-нибудь другое выгодное дельце. К примеру, он в курсе целого ряда классных политических начинаний, для которых позарез нужны надежные парни. У него, Эриха, отличные связи. Он назвал несколько имен. Главари правых организаций, главари ландскнехтов, Тони Ридлер и тому подобные герои нелегальных союзов и корпораций. У адвоката Гейера их имена вызывали физическое отвращение и презрение — насильники, принадлежащие к низшей людской породе, некоей разновидности животных. И вот со всеми этими субъектами Эрих и его друг фон Дельмайер водили дружбу. Политических комбинаций полно, только выбирай. Сорвется затея с кошачьей фермой, тогда они займутся этими делами. Торопливо выкладывая свои планы, он глядел на Гейера дерзко, зло и пренебрежительно. Но адвокат Гейер сидел, уставившись в пол. Молчал. И похоже, даже не слушал его.
Внезапно мальчик заявил, что у него мало времени. Пусть адвокат решает, готов ли он участвовать в деле?
Гейер поднял глаза. Точно в тумане, припомнил, что тогда, во время нападения, ему показалось, будто перед ним мелькнуло пустое лицо страхового агента фон Дельмайера. Он с трудом поднялся. Немного прихрамывая, заковылял по комнате. Взял палку. Прихрамывая, снова прошелся взад и вперед. Вынул сигарету. Предложил мальчику. Тот помедлил, затем взял.
— Сколько тебе нужно денег? — спросил адвокат.
Юноша назвал не очень большую сумму. Гейер, шаркая ногами, вышел. Юноша остался в комнате, покурил, встал, бесцеремонно полистал рукопись, снял с полки книгу. Из соседней комнаты доносился голос адвоката и другой — высокий, сиплый, плаксивый, о чем-то умолявший его. Долго, бесконечно долго длился за дверью этот ожесточенный спор.
У юноши был хороший слух, и, хотя спорили шепотом, он сумел кое-что расслышать. Он себя погубит, — убеждал Гейера плаксивый голос, если даст хоть пфенниг этому гнусному попрошайке. Того потом не отвадишь. А у них и так нет денег, ведь доктор больше не занимается делами, за которые платят. Ей еле-еле удается раздобыть кое-какие гроши, чтобы прилично его кормить. Как же можно выбрасывать на ветер последние деньги?
Хозяин дома вернулся, держа в руке несколько скомканных иностранных банкнот и немного немецких денег. Эрих внимательно рассмотрел иностранные банкноты, тщательно их разгладил и положил в карман. Господин адвокат выгодно поместил свои деньги, сказал Эрих, пусть он не думает, что делает ему одолжение, и пусть не рассчитывает на благодарность. Просто они заключили сделку. Очень выгодную сделку. Понятно, некоторый риск тут есть, но где его нет в нынешнее время. С этими словами он ушел.
Вдогонку ему еще долго бранилась и причитала экономка Агнесса. Доктор Гейер сидел в своей неприбранной комнате. Машинально поднял брошенный мальчиком окурок и положил в пепельницу. Почувствовал голод. Однако Агнесса, верно, чтобы наказать его, не приносила ему поесть. Значит, они занимаются политикой! В этом виноват Кленк. И в этом тоже. Он снова принялся было за «Историю беззаконий». Но сидел над рукописью опустошенный, вялый. Сидел, курил, перед ним проплывали картины прошлого, ему не работалось.
Велел приготовить ванну, уже несколько дней он не принимал ванны. Расслабившись, лежал в теплой воде. Разве то, что мальчик пришел к нему, само по себе уже не было победой? Он подумал об его матери, об Эллис Борнхаак. Всякий раз, когда мальчик испытывал в чем-либо серьезную нужду, он обращался не к ее родителям, а приходил к нему. Улыбаясь, Гейер слегка покачивался в теплой воде. Спору нет, у мальчика дикие привычки и манеры, да и характер трудный. Но виноваты в этом порядки в стране, виноват Кленк. Как бы то ни было, а мальчик пришел к нему.
Гейер вылез из ванны, неторопливо оделся, к удивлению не устававшей браниться и причитать экономки Агнессы, с необычной тщательностью. Он отправился в лучший городской ресторан, ресторан Пфаундлера, вкусно поел, выпил вина. Вступил там в оживленную беседу с некоторыми знакомыми. Вечером, откупорив бутылку дорогого вина, прочел главу из Тацита и главу из Маколея. Этот день запомнился ему как праздник.
Когда г-н фон Дитрам ушел, Кленк потянулся, довольно заурчал и принялся насвистывать благозвучный классический мотив. Этот осторожный господин фон Дитрам, аристократ из окружения утонченного, выдержанного Ротенкампа, глава нового кабинета, реорганизованного, согласно его, Кленка, пожеланиям, делает все, что он ему велит. Завтра новый кабинет будет представлен ландтагу. Он, Кленк, только что окончательно отшлифовал правительственное заявление, и Дитрам согласился с малейшими его замечаниями. Итак, с этим он справился. С прежним премьером, с этим старым болваном Зиглем невозможно было договориться. Вечно стучал кулаком по столу, да и этот хамский тон в отношении Пруссии и имперского правительства! Так тоже не годится. Ему, Кленку, стало невмоготу и дальше сидеть на одной министерской скамье с такими свиньями. Хорошо, что он поставил подлинных закулисных правителей перед выбором: либо выделить наконец в правительство кого-нибудь из авторитетных людей, либо принять его, Кленка, отставку. Этот новый, Дитрам, с неба звезд не хватает, отнюдь. Идея выдвинуть его на пост премьера пришла в голову Рейндлю, и он выставил его кандидатуру на обсуждение. Он, Кленк, не любит этого Пятого евангелиста. Больно уж он себе на уме, да и корчит из себя невесть что, будто он сам бог-отец или король Людвиг Второй. Однако снова ввести в игру старого Дитрама — это была неплохая идея. Пусть он не блещет умом, зато прекрасно воспитан. При принце-регенте Луитпольде он был послом в Ватикане. Он беспрекословно выполнит все, что Кленк сочтет необходимым.