Успех - Страница 127

127

Для Кленка старик Мессершмидт был далеко не худшим из всех. Конечно, он тугодум, вернее, просто «тюфяк». Но он человек прямой и с ним, по крайней мере, можно хоть изредка поговорить о баварских древностях. Но остальные! Что за безнадежные тупицы! Вот они уже снова заговорили о разрядах жалованья, о ценах на уголь. Этим да несколькими параграфами уголовного кодекса ограничивается их представление о мире. Он, Кленк, любил свою страну, свой народ, но к отдельным лицам умел относиться критически, а сегодня вообще презирал всех этих людей. Взять хотя бы Фертча, субъекта с кроличьей мордочкой, которого он назначил начальником одельсбергской тюрьмы. До чего пугливо ловит он каждое его слово, чтоб потом, в зависимости от его, Кленка, выражения лица, содержать Мартина Крюгера более строго или же посвободнее. А Гартль, этот самонадеянный, любующийся собою фат! Все эти председатели земельных судов и советники, эти унылые, ограниченные служаки, эти самонадеянные тупицы, как жалко выглядит их веселье! Кленка охватило чувство беспредельного отвращения, все усиливающейся скуки. Ему даже посмеяться над ними расхотелось. Да, жаль потерянного вечера. Внезапно он ужасно громко, бесцеремонно зевнул и, сказав: «Прошу прощения, господа», огромный, в своей фетровой шляпе, шумно направился к выходу, оставив судей в полной растерянности.

Итак, эту часть вечера можно считать потерянной. Остается надеяться, что встреча с Флаухером сложится позанятнее. Иначе для чего же он оставил в правительстве этого гнусного брюзгу? В самом деле, почему он не послал его ко всем чертям?

Собственно, у него, Кленка, нет никого, с кем бы он мог поговорить о своих делах. А человеку нужно с кем-то поделиться своими заботами. Его жена, жалкая, высохшая коза, не имеет ни малейшего представления о том, сколько он дел переделал за эти дни, и еще меньше о том, что ему пришлось пережить. А может, она кое о чем и догадывается? Последние дни она словно тень бродила по дому, еще более несчастная и прибитая, чем обычно. Ну а его сынок, Симон? Он давно уже не вспоминал об этом пареньке. Его мать, Вероника, бабенка, что ведет хозяйство в Бертхольдсцеле, помалкивает, держит язык за зубами. Но ему, Кленку, все сообщают. Из банка в Аллертсхаузене, куда он пристроил паренька, а также из других мест. Нехорошо он себя ведет, этот мальчишка. Порядочный бездельник, да и дикарь. Необузданный какой-то, делает одну глупость за другой. Теперь он и вовсе спутался с людьми Кутцнера, с «истинными германцами», с этими болванами. Ну да скоро эта дурь у него пройдет. Между прочим, чем старше становится Симон, тем заметнее сходство с ним, Кленком. Вероятно, ему следовало бы больше им заниматься. Ерунда! Человека бессмысленно учить чему-либо. Каждый должен учиться на собственных ошибках, опыт приходит с годами. Если паренек пойдет в него, это будет совсем не так плохо. Уж тогда он сумеет урвать свой кусок пирога.

Наконец он добрался до «Тирольского кабачка». Похоже, тут он сможет отыграться за бездарно потерянное время. Здесь сидели Грейдерер и Остернахер. Было забавно наблюдать за ними. Грейдерер занял прочное место среди здешних знаменитостей, и странная тесная дружба связывала теперь маститого, утвердившегося в истории искусства профессора Остернахера с быстро опустившимся после недолгого успеха автором «Распятия». Остернахер, человек изысканного вкуса, обычно весьма разборчивый в отношении женщин, которых он готов был терпеть возле себя, этот художник, писавший исключительно богатых, экстравагантных дам высшего света Европы и Америки, спокойно переносил доступных «курочек» Грейдерера и все его вульгарные развлечения. Грейдереру очень льстила эта дружба. Остернахер вел с ним долгие беседы об искусстве. Никто, кроме Остернахера, не удосуживался вникнуть в сбивчивые, напыщенные рассуждения мужиковатого баварца, и лишь один Остернахер понимал его. У Грейдерера, несомненно, были любопытные замыслы. В его творчестве была та же страстность, что и у самого Остернахера в прежние времена. И Грейдерер творчески развивал те идеи, на которых он, Остернахер, застыл. Бывший новатор Остернахер внимательно прислушивался, осторожно прощупывая и вызнавая, над чем работает его собеседник и особенно над чем он собирается работать. Примеривался. И чем больше Грейдерером овладевали вялость и лень, тем больший прилив энергии ощущал Остернахер. Собирал воедино множество обрывочных, фрагментарных замыслов Грейдерера. Тщательно подбирал и склеивал осколки идей своих и своего нового друга. Черт побери, он, Остернахер, еще себя покажет!

Кленк подсел к обоим приятелям. Он догадывался о причинах, заставлявших Остернахера нянчиться с этим простолюдином. Ему не терпелось посмотреть, как будет изворачиваться этот утонченный г-н фон Остернахер. Он спровоцировал простодушного Грейдерера на весьма компрометирующие высказывания, и Остернахеру против воли пришлось с ними согласиться. Своими одобрительными возгласами Кленк подстрекал Грейдерера ко все более резким выпадам против «господства в искусстве могущественной клики и фарисейства этих людей», а Остернахер вынужден был поддерживать все эти оскорбления, которые вполне можно было отнести и на его счет.

Только после этой разминки Кленк не торопясь, с приветливой улыбкой перебрался к Флаухеру. Тот сидел вместе с депутатом от избирательного округа Оберланцинг Себастьяном Кастпером. Вражда с Кленком стала для Флаухера столь же жизненно необходимой, как редька, пиво, политика, такса Вальдман. Он побаивался и одновременно страстно жаждал схватиться с Кленком.

127