Успех - Страница 133

133

Прошли лето и осень, зима и весна, настало новое лето, а Мартин Крюгер все еще сидел в Одельсберге. Иоганна Крайн побывала в Гармише, потом обвенчалась с Мартином, а теперь жила во Франции с коммерции советником Гесрейтером. За это время были созданы новые самолеты, совершен перелет через океан, воздушные волны доносили теперь в каждый дом музыку и всевозможные лекции. Были открыты новые законы природы и социологии, написаны картины и книги; его, Крюгера, собственные книги, безнадежно устаревшие, ставшие ему чужими, успели завоевать Францию, Испанию. Большая часть верхнесилезского промышленного района отошла к Польше. Император Карл Габсбургский предпринял трагикомическую попытку вернуть себе престол и умер на острове Мадейра. Расколовшаяся социал-демократическая партия Германии снова объединилась. Ирландия добилась самоуправления. В Каннах, а затем в Генуе Германия вела со странами-победительницами переговоры о возмещении ущерба, нанесенного войной. Был отменен английский протекторат над Египтом. В России укрепилась власть Советов, в Рапалло был подписан договор между Германией и Советским Союзом. Марка еще больше упала в цене, чуть ли не до одной сотой своего золотого паритета, а вместе с ней понизился и жизненный уровень немцев. Пятьдесят пять из шестидесяти миллионов немецких граждан недоедали и испытывали нужду в одежде и предметах первой необходимости.

Мартин Крюгер мало что знал обо всех этих событиях и ощущал их воздействие лишь косвенно.

Сейчас, ранним летом, к нему вернулась какая-то часть утраченного им блеска. В те дни трудно было устоять перед его обаянием. Его страстная любовь к жизни не была отталкивающей, его тоска не была жалкой, уверенность, что он добьется своего, окрыляла его. Он проявлял живейший интерес ко всему, что происходило вокруг. Был любезен, остроумен, умел искренне, от души смеяться. Его примиренность с судьбой передавалась другим, поднимала их настроение. От этого человека в серо-коричневой одежде исходило какое-то сияние, и это чувствовали все: врач, надзиратели и даже «небесно-голубые», срок заключения которых был так же бесконечен, как голубое небо, — приговоренные к пожизненному заключению.

Правда, ночь этот блеск гасила. Ночи начинались с того, что вечером, еще засветло, нужно было сложить одежду у дверей камеры. Заключенному оставалось лишь лежать на койке в одной короткой рубахе, едва прикрывавшей стыд. Долгая тюремная ночь длилась двенадцать часов. Если за день ты почти не двигался, проспать подряд двенадцать часов просто немыслимо. Самым приятным было время до полуночи: нет-нет да донесутся еле слышные звуки из поселка Одельсберг: людские голоса, собачий лай, далекий шум граммофона или радио, треск автомашины. А затем — лишь слабый шум, производимый надзирателем — монотонная одноголосая пьеса. По звукам угадываешь, что происходит там, за дверью: вот надзиратель сел на скамью, вот он раскуривает трубку, вот потянулась и зевнула собака. Сейчас она уснет. Она натаскана на человека, хорошая собака, только немного старовата. Ага, вот уже собака посапывает носом. Теперь наступает полная тишина. Зимой узник ждет не дождется лета, чтобы раньше светало, чтобы какое-нибудь насекомое с жужжанием ткнулось в стекло. Летом ждет не дождется зимы, чтобы можно было прислушиваться к гудению в трубах парового отопления.

Когда наступает полная тишина, узника начинают терзать мысли о том, что от созданного им, от успеха, выпавшего на его долю, от женщин, которыми он обладал, не осталось ничего, кроме клочка исписанной либо отпечатанной на машинке бумаги. Какими изумительными вещами он владел. Его мучает раскаянье, что он так мало их ценил, пока владел ими. Когда он, Мартин Крюгер, выйдет на свободу, он сумеет насладиться ими куда лучше, чем прежде. Стоять перед картиной, смаковать ее, знать, что это неповторимое ощущение ты можешь передать другим. Расхаживать по красиво обставленному кабинету, диктовать аппетитной, сообразительной секретарше, которая радуется каждой твоей удавшейся фразе. Путешествовать, наслаждаться эффектом, который производит твое имя, ибо теперь ты не только крупный искусствовед, но и мученик, пострадавший за свои эстетические убеждения. Сидеть в красивом зале, вкусно есть, пить изысканные вина. Спать в удобной кровати с хорошо сложенной, благоухающей женщиной. Он изнемогал от страстного желания владеть всеми этими благами, рисовал их в своем воображении. Обливался потом, тяжело дышал.

В эти послеполуночные часы, когда наступает полная тишина, терзания плоти становятся просто нестерпимыми. В этом здании все страдают от неутоленного вожделения. Чтобы ослабить чувственные желания, в пищу добавляют соду. Это отнимает у еды всякий вкус, но не помогает. Во всех камерах происходит одно и то же. Каждая вторая выстукиваемая через стенку весть — об этом. Стараясь хоть как-то избавиться от мук плоти, заключенные додумываются до всяких дикостей. Из носовых платков, из клочков одежды делают кукол, жалкие подобия женщин. Любой орнамент, даже буквы превращаются в чувственный образ. Безмолвными, бессонными ночами заключенный силой воображения создает себе женщин. По письмам, которые он получал от женщин, Крюгер мысленно представлял себе их тела. Все, что относилось к половому влечению, причудливо разрасталось, искажалось судорожным, страстным вожделением. По ночам перед Мартином Крюгером в бешеной пляске проносились все наслаждения его прежних ночей. Однако вода, выпитая годы назад, сегодняшней жажды не утоляет.

133