Успех - Страница 141

К оглавлению

141

11
Разве так выглядит убийца?

Доктор Гейер подробно написал Иоганне в Париж, какие изменения произошли в деле Крюгера. Никаких изменений не произошло. Попытки добиться пересмотра дела не дали никаких результатов. Доктор Гейер считал, что Иоганне следует оставаться в Париже и оттуда вести борьбу; разумнее подстегивать общественное мнение цивилизованного мира, натравливать газеты, чем просиживать в Мюнхене в приемных всяких министерских советников и председателей земельных судов, саботирующих пересмотр дела.

Иоганна осталась с Гесрейтером и вела теперь довольно безрадостную жизнь. Итак, через пять дней они переедут в небольшую квартиру, которую он снял. Но, право же, ей было почти безразлично, жить ли в гостинице или снимать квартиру, приедет ли тетушка Аметсридер или нет. И все-таки после той ссоры с Гесрейтером порвалась последняя, связующая их нить.

Гесрейтер недоумевал: «Слишком уж она спокойна, что-то тут не так. Она больше ни разу не вышла из себя, да и в ресторан ее вечером не вытащить. Один лишь теннис еще способен ее зажечь. Им она интересуется больше, чем мной».

Господина Гесрейтера в этот период волновало множество проектов. Он вел переговоры с французскими предпринимателями и американскими банкирами. Часто вспоминал Рейндля и все собирался «показать ему». Но в последний момент неизменно отступал. «Южногерманская керамика Людвиг Гесрейтер и сын» была солидным предприятием, на котором прочно и неколебимо покоилось благополучие коммерции советника Пауля Гесрейтера и его роскошного дома на Зеештрассе. Умеренные сделки с заграничными фирмами давали вполне приличную прибыль, да и риска тут большого не было. Если же он отважится на новые крупные соглашения, его захлестнет мощный, бушующий поток. Конечно, очень заманчиво, очертя голову, ринуться в него, тогда он был бы у себя дома не только в Баварии, но и во всем мире. Но тогда прощай спокойная жизнь. Г-н Гесрейтер с важным видом прикидывал, взвешивал все «за» и «против», в последний момент отказывался от сделки, снова взвешивал все «за» и «против». До сих пор единственным зримым результатом этих раздумий были непрерывно укорачивающиеся бачки.

Как-то в Париж приехал старинный друг г-на Гесрейтера по аристократическому мюнхенскому «Мужскому клубу» тайный советник Дингхардер, один из совладельцев «Капуцинербрауэрей». Он рассказал о мюнхенских новостях. Председатель земельного суда Гартль после смерти тещи унаследовал весьма изрядный капитал в иностранной валюте и теперь и в «Мужском клубе», и в зале суда строит из себя невесть что. Генерал Феземан купил в Мюнхене дом и окончательно обосновался там, что делает город центром движения «истинных германцев». Пятый евангелист расширил сферу своего влияния. Он стал столь всемогущ, что его начали побаиваться. Магистрат выделил дополнительные средства на украшение Галереи полководцев. Г-н Пфаундлер приступил к репетиции грандиозного обозрения.

Гесрейтера охватила тоска. Он затосковал по своему дому, по Английскому саду, по «Тирольскому кабачку», по горам, по репетициям пфаундлеровского обозрения. В глубине души, не признаваясь в этом даже самому себе, он давно решил не ставить на карту свою обеспеченную мюнхенскую жизнь ради заманчивых, но рискованных шансов на успех, которые сулил ему выход на мировые рынки. И если он все-таки оставался на чужбине, то лишь потому, что не считал себя вправе упустить многочисленные возможности, открывающиеся в это безумное время инфляции. Он вынашивал всякие планы, проводил совещания, внушительно, с таинственным видом говорил о предстоящих крупных и важных переменах. Уж коль скоро ты не плывешь в бурном потоке, то все же приятно, стоя на берегу, хотя бы повторять движения пловцов.

За два дня до приезда тетушки Аметсридер Иоганна, как они условились, вместе с Эрихом Борнхааком отправилась к морю. День был прохладный, солнечный и ясный. Шалопай, сидя за рулем своего маленького автомобиля, был по-мальчишески весел. Иоганна задумчиво сидела рядом, ей было хорошо и спокойно. Он вовсе не был таким легкомысленным мальчишкой, каким старался казаться. Как страстно отдавался он вождению машины, с каким непритворным интересом следил за прыжками белки! Не оставалось никаких сомнений: пустота и порочность, которыми он бравировал в Германии и при встречах с ней в Париже, были всего лишь рисовкой. Стоило ли вмешаться, пытаться что-то изменить? Можно ли убедить его начать жизнь заново, по-хорошему?

За все время пути он ни словом не обмолвился о своем бурном прошлом, которым прежде с таким удовольствием хвастал. Но когда они прогуливались по чудесному солнечному пляжу курорта, сейчас, перед началом сезона, еще почти безлюдного, он словно невзначай, с наигранно-лукавым, циничным и одновременно огорченным выражением обронил: «К сожалению, я не могу оставаться в Париже еще две недели, как предполагал раньше». Она чуть вздрогнула.

— Почему? — спросила она после короткой паузы.

— Да потому, что ни одного человека нельзя оставлять в одиночестве, — ответил он глубокомысленно, тоном взрослого.

Он рассказал отвратительную запутанную историю. Как ей известно, он вместе с г-ном фон Дельмайером занимается разведением собак. Главный доход приносит им вывоз собак в Америку. Но собаки существа нежные, нежнее многих людей, и частенько многие собаки ценных пород во время плаванья через океан погибали. Поэтому они стали страховать собак перед отправкой. Такой выход из положения напрашивался сам собой, ведь г-н фон Дельмайер сам был страховым агентом. Но поскольку их дела шли преотлично, разъяренные конкуренты не останавливались ни перед чем, лишь бы навредить им. А теперь взяли и донесли на г-на фон Дельмайера, будто он страховал собак на сумму, превышающую их истинную стоимость, а для того, чтобы присвоить разницу, перед погрузкой давал собакам медленно действующий яд.

141