Успех - Страница 229

К оглавлению

229

Эрих Борнхаак поблагодарил Кленка. Стал придумывать устрашающий и из ряда вон выходящий поступок.

23
Калибан

Служанка Амалия Зандхубер, дочь безземельного крестьянина, родилась в деревне, неподалеку от Мюнхена. Еще совсем девчонкой, она удрала от скудной домашней жизни в город и поступила в услужение. С ранних лет начала путаться с мужчинами. Была любопытна, добродушна, легковерна, чувствительна. Первый ребенок у нее родился мертвый, второй прожил совсем недолго. После этого горького опыта она стала вести дневник, записывала, когда и с каким мужчиной встречалась. Записи были такого рода: «Альфонс Гштетнер, Буттермельхерштрассе 141, была с ним во второе воскресенье июля месяца в Английском саду за Молочным домиком». Очень гордилась своей хитроумной выдумкой. Служила у четы актеров, вместе с ними переехала в Северную Германию. Переменила несколько мест, пока не попала в услужение к Клёкнерам. Когда Амалия поступила к ним, г-н Клёкнер был в чине полковника, но вскоре его произвели в генералы. Амалии нравилось работать у такого важного военного, его отрывистые приказания и резкий голос волновали ей душу. Хозяину она была рабски предана и в его присутствии держалась благоговейно, как в церкви.

Всю войну она прожила у генеральши. После поражения Германии генерал Клёкнер, подобно генералу Феземану, несколько недель не выходил из дому. Когда Феземан переехал в Мюнхен, Клёкнер последовал за своим глубоко почитаемым другом. Так вернулась в Мюнхен служанка Амалия Зандхубер. Она была уже не первой молодости, ей шел тридцать шестой год. Было приятно после долгого отсутствия услышать родной баварский говор, — она всех понимала, и все понимали ее. Понимали и мужчины: она была бабенка ядреная, бойкая и очень сговорчивая.

К генералу Клёкнеру приходили многие вожди «истинных германцев». Они разговаривали на удивление откровенно, нисколько не остерегались прислуги, а уж такой преданной служанки, как Амалия Зандхубер, и подавно. Речь шла об организациях, восстаниях, приказах, демонстрациях, складах оружия. Амалия Зандхубер в их разговоры не вникала, а если что-нибудь и слышала, то ничего не понимала.

В это время она сошлась с приказчиком из мясной лавки, здоровенным мужчиной лет тридцати. Он явно влюбился в нее, водил по воскресеньям гулять, эта связь длилась дольше, чем все ее былые связи. Амалия была счастлива. Жалела только, что встречи такие редкие. Ей давали свободные дни дважды в месяц по воскресеньям, в другие дни побыть вместе без помех хоть несколько минут было не так-то просто. Правда, в последние недели у генерала все время было необычайно людно и оживленно. Генеральша куда-то уехала, и, если заранее удавалось узнать, что придут такие-то и такие-то, можно было вечером спокойно отлучиться на часок-другой. Чтобы не пропустить свидания, приказчик просил ее заблаговременно сообщать ему, когда придут такие-то и такие-то. Амалии это не составляло труда. Свидания пропускать не приходилось.

«Истинные германцы» обнаружили, что левые отлично осведомлены, кто и когда собирается у генерала Клёкнера. Никакой опасностью это «патриотам» не грозило: генерал был волен встречаться, с кем хотел. Но факт оставался фактом, — в генеральском доме завелся предатель. Слово «предатель» было в большом ходу у «истинных германцев». Один из пунктов их романтического устава гласил: «Предателей приговаривает к смерти тайное судилище». Тайное судилище, «феме», существовало в Германии в средние века, и единственной его целью была замена неповоротливой официальной судебной машины скорым и более близким народному духу судом. Патриотическое движение возродило феме, но под влиянием приключенческих романов, рассчитанных на подростков, придало ему жутковато-романтический характер: по приказу непонятно каких начальников оно имело право устранять всякого, кто был ему неудобен. Это зловещее судилище «истинных германцев» уничтожило уже несколько сот человек. Кое-кто из «патриотов» стал поговаривать, что обо всем происходящем в доме генерала доносит левым служанка Амалия Зандхубер, что она виновна в предательстве. А когда после очередного собрания у Клёкнера властям стало известно о подпольном складе оружия «истинных германцев» и работавшие в полиции агенты «патриотов» лишь с большим трудом спасли это столь необходимое партии оружие, тайное судилище приговорило служанку Амалию Зандхубер к смерти. Генералу решили об этом не сообщать: ее видели в обществе приказчика из мясной лавки, коммуниста, какие тут еще нужны доказательства.

Все чаще исчезали люди, приговоренные тайным судилищем, все больше было об этом разговоров. В левой печати появились негодующие статьи, и власти дали понять «истинным германцам», что впредь уже не смогут смотреть на их подвиги сквозь пальцы. Поэтому исполнение приговора над служанкой было делом несколько рискованным. Таким образом, Эриху Борнхааку представилась возможность совершить из ряда вон выходящий и устрашающий поступок. Он предложил, что рассчитается с приговоренной, соблюдая тайну, но вместе с тем таким способом, чтобы всем предателям стало неповадно.

У генерала Клёкнера было несколько собак, и служанка Амалия Зандхубер выводила их на прогулку. Кроме того, любопытная и болтливая бабенка пользовалась каждым случаем и предлогом, чтобы хоть ненадолго выскочить на улицу. Генерал жил в районе особняков, в тихой, аристократической части города. Окруженные садами дома стояли поодаль друг от друга, улица была безлюдна, каждый новый человек сразу бросался в глаза. В последние дни Амалии стал часто встречаться красивый парень в кожаной шоферской куртке. Стоило ей выйти на улицу, он прямо как из-под земли вырастал, ходил вокруг да около, а заговорить, видно, не решался. Она стала ему улыбаться для ободрения, и он действительно заговорил — правда, не очень развязно, зато обходительно. Нарушая местные обычаи, он не взял быка за рога, дни шли, а он все еще ничего не предпринимал. Служанке его поведение казалось необыкновенно аристократичным, к тому же она чувствовала своеобразную материнскую нежность к юнцу, совсем, видно, неопытному в любовных делах. Мясник предупреждал ее, что у парня противная рожа, ни дать ни взять «истинный германец», пусть поостережется, от таких добра не жди. Думается ему, что этот пес липнет к ней с какой-то целью, и вовсе не с такой, какая мечтается Амалии. Но та считала, что в приказчике говорит одна ревность, радовалась, что все еще нравится мужскому полу, так что, когда молодой человек в кожаной куртке пригласил ее в ближайший вечер прокатиться в машине до Штарнберга, она с радостью согласилась.

229