Успех - Страница 24

Другие свидетели дали примерно такие же показания. О фрейлейн ходило много всяких слухов. Она была странная, неопрятная особа, одевалась плохо и неряшливо. «Потому-то она и изобразила себя голой», — сострил один из журналистов. Иной раз она так на тебя взглянет, что аж дрожь пробирает. К ней невозможно было подступиться. Но вот ребятишки — а их в доме было великое множество — любили ее. Хотя жилось ей трудно, она давала им фрукты, конфеты. Но, в общем, ее недолюбливали, особенно после того, как она однажды притащила облезлую бродячую кошку, от которой потом другая кошка заразилась паршой. В доме все были уверены, что у нее с доктором Крюгером интимные отношения. Хилых, высохших, либо, наоборот, расплывшихся жен обывателей, населявших дом, больше всего бесило, что жилица Гайдер даже не пыталась эти отношения скрывать.

Присяжный заседатель Фейхтингер, учитель гимназии, сквозь очки в стальной оправе внимательно и озадаченно смотрел на свидетелей бесцветными глазами. Он старательно, с сознанием долга следил за их показаниями, но, любя во всем обстоятельность и к тому же туговато соображая, никак не мог уразуметь, к чему они клонят. И, главное, ему никак не удавалось сквозь показания отдельных свидетелей продраться к сути дела. Для него все происходило слишком быстро, такой новомодный метод судопроизводства казался ему чересчур стремительным. Глядя бесцветными глазами прямо в рот многочисленным свидетелям, он беспрестанно грыз ногти, а иногда мысленно, почти машинально исправлял неловко построенную фразу.

Присяжный заседатель почтальон Кортези про себя подсчитывал, сколько же всего семей в доме по Катариненштрассе 94. С виду не такой уж большой дом, а как много в нем народу живет! Кто же из его коллег разносит сейчас почту в этой нижней части улицы? Он вспомнил, что однажды вышла неприятность с доставкой почты именно в этот дом: пакет был вручен дочери адресата, а та его по назначению не передала. Ну, а всю вину потом, конечно, свалили на почтальона.

Присяжный заседатель Каэтан Лехнер все время ерзал на месте, то и дело поглаживал низко подстриженные бачки, вынимал клетчатый платок, сморкался, вздыхал, И не только из-за жары: всю эту историю он принимал близко к сердцу. С одной стороны, он, как благонамеренный гражданин, склонялся к тому, что Крюгера следует засадить за решетку, ибо право и порядок — превыше всего. Но с другой стороны, он сочувствовал этому чужаку и даже испытывал к нему некоторую симпатию. Ведь и его собственная работа граничила с искусством. Он умел так реставрировать пришедшую в негодность дорогую старинную мебель, что знатоки приходили в восторг. Ему часто приходилось иметь дело с этими чужаками, и он довольно хорошо представлял себе их жизнь. К тому же у его дочери Анни было интимное знакомство, любовная связь, или, как говорится, роман с человеком, который, как там ни крути, тоже чужак. Из-за этого он каждый божий день скандалил с Анни, иногда очень сильно, но если говорить по правде, не очень ее осуждал. За свою долгую жизнь он, Каэтан Лехнер, кое-что понял. Во время ежегодной ярмарки, когда он обходил лавки старьевщиков, ему нередко попадалась мебель, на вид сохранившаяся так хорошо, будто она может простоять еще двадцать — тридцать лет. Но стоило ее получше осмотреть — и выяснялось, что она вся источена червями и никуда не годится: просто чудо, что она до сих пор не развалилась. Жизнь, оказывается, штука сложная, даже для такого образованного человека, как доктор Крюгер, она совсем не проста, особенно если этот человек по натуре своей чужак. Присяжный заседатель Лехнер разглядывал Крюгера водянисто-голубыми глазами, поглаживал бачки, пыхтел, сморкался в клетчатый платок, вздыхал.

Присяжный заседатель Пауль Гесрейтер следил за рассказом о покойной Анне Гайдер с необъяснимым для него самого жгучим интересом. Маленький рот Гесрейтера был слегка приоткрыт, что придавало его пухлому лицу несколько глуповатое выражение.

Придворный поставщик Дирмозер, сидевший с ним рядом, изредка косился на него. Для Дирмозера дурацкие обязанности присяжного были неприятной формальностью, он бы с радостью от них уклонился. Но побаивался, что это может повредить его доброму имени и деловой репутации не меньше, чем если бы он не явился, скажем, на похороны одного из своих богатых клиентов. Он страдал от духоты в зале, мысли его перескакивали с одного предмета на другой. К счастью, он умел изобразить на лице глубокую заинтересованность, подобающую случаю, и без труда подолгу сохранять это выражение напряженного внимания. Как скверно, что старшая продавщица филиала его перчаточного магазина на Терезиенштрассе заболела. Эта кретинка, наверно, снова объелась мороженым. И теперь его жена должна одна управляться с двумя магазинами сразу. Это тем более некстати, что их двухлетний Пепи опять приболел, а на новую служанку положиться нельзя. Думая об этом, он машинально разглядывал нитяные перчатки одной из свидетельниц. Они сделаны в Бадене. Не мешало бы потребовать у тамошней фабрики отсрочки платежей.

Жильцы дома 94 по Катариненштрассе единодушно показывали, что доктор Крюгер несколько раз в ночное время бывал в мастерской фрейлейн Гайдер. Но в каком часу точно, один или вместе с другими, этого никто из них с уверенностью утверждать не решался.

Обвиняемый Крюгер придерживался своих первоначальных показаний. Да, он часто и охотно проводил время с Анной Элизабет Гайдер, бывал у нее дома, и она тоже заходила к нему. В ту ночь он отвез ее после вечера домой, но затем в той же машине поехал дальше. Интимных отношений у него с Анной Гайдер не было. Его показания на процессе, возбужденном против Анны Гайдер дирекцией художественной школы, были правдивы от начала до конца, он и сейчас не отказывается от них.