Успех - Страница 241

К оглавлению

241

Флаухер был поражен. О своем могучем козыре он не заикнулся даже преданному Себастьяну Кастнеру. Хорошо все-таки иметь подручного, который так точно угадывает желания хозяина. Кастнер смотрел ему в рот. Остальные шестеро молча выжидали. Флаухер встал, медлительный, массивный, поворачивая ко всем по очереди квадратное лицо.

Заявил: до сего дня правительство проявляло по отношению к господину Кутцнеру и его единомышленникам неслыханное терпение. Но теперь «истинные германцы» открыто грозят насилием. Они заявили: запрещенное освящение знамен состоится во что бы то ни стало, сколько бы войск и полиции ни послало правительство. Если правительство прикажет стрелять — фюрер станет во главе своих отрядов, пусть стреляют в него. Но первый же выстрел откроет шлюзы, и хлынет алый поток, а что из этого выйдет, будет видно. Он, Флаухер, считает, что это уже слишком. Он считает, что правительство прикажет стрелять, оно должно на опыте проверить, что последует за первым выстрелом. Он предлагает объявить в стране чрезвычайное положение.

Себастьян Кастнер просиял. Вот наконец тот подвиг, которого он всегда ждал от Флаухера. Гартль недовольно сморщился. Министр финансов хитро сощурился. Министры сельского хозяйства, внутренних дел, социального обеспечения и торговли сидели в глубоком смущении, потрясенные столь грубым требованием насильственных действий. Раздавались неуверенные голоса. Отговорки, сомнения.

Флаухер всех выслушал. Потом сказал, что уже обменялся мнениями с тайным советником Бихлером, с кардиналом-архиепископом, с Берхтесгаденом. Разумеется, закулисных правителей Баварии он поставил в известность насчет телеграммы из Америки. Эти высокие особы одобряют его предложение, сказал он своим коллегам. Те, услышав это, замолчали.

Потом Флаухер поставил вопрос на голосование: двое воздержались, Гартль голосовал против, остальные за предложение Флаухера. Таким образом на основании статьи сорок восьмой, параграфа четвертого имперской конституции и статьи шестьдесят четвертой баварской конституции правительство объявило чрезвычайное положение в той части Баварии, которая лежит по правую сторону Рейна. Доктор Франц Флаухер был назначен генеральным государственным комиссаром.

30
Желанный час Франца Флаухера

На следующий день к желтому дворцу в стиле бидермейер подъехала машина Руперта Кутцнера. Кутцнер был до основания потрясен спокойным и решительным тоном правительственного указа. Его седовласая мать оказалась провидицей; ему следовало прислушаться к своему внутреннему голосу, следовало дать отпор властной настойчивости Кленка. А теперь придется пустить в ход дипломатию. Надо найти лазейку для стратегического отступления, дабы его гордое знамя со свастикой не показалось людям тряпкой, глупейшей ребяческой забавой.

Генеральный государственный комиссар Флаухер принял Кутцнера. Беседа этих политических деятелей протекала в спокойных, вполне учтивых тонах. Кутцнер был совсем ручной и смирный, не отрицал, что его помощники переборщили, особенно не одобрял доктора Кленка, клялся, что сам он и не помышлял о насильственных действиях. Раздувшись от сознания своей победы, Флаухер сделал великодушный жест и из четырнадцати митингов разрешил семь. Но на грандиозное освящение знамен под открытым небом наложил запрет. Кутцнер настойчиво и торжественно стал заверять честью и жизнью, что освящение пройдет без единого инцидента. Но на чаше весов был авторитет правительства: Флаухер стоял на своем. Обстоятельно, как учитель ученику, объяснял он свои мотивы фюреру. Тот ничего не желал слушать. Повторял одно и то же, просил, угрожал, молил. После какой-то особенно красиво закрученной фразы вдруг опустился на колено, слегка воздев руки к Флаухеру. И в такой позе снова стал умолять комиссара не портить ему освящения знамен. Так на сцене придворного театра опускался на колени перед королем Филиппом Вторым и молил даровать свободу мысли Конрад Штольцинг в роли маркиза Позы, одного из действующих лиц трагедии немецкого драматурга Шиллера.

Доктор Флаухер пришел в некоторое смятение, когда долговязый Кутцнер так неожиданно опустился перед ним на колено. До сих пор он видел коленопреклоненных людей только в церкви. Ему было не по себе, сидя в кресле, созерцать рослого мужчину в элегантном полувоенном, полуспортивном костюме, который, преклонив колено, смиренно демонстрировал собеседнику широкие ноздри.

— На место, Вальдман! — цыкнул он на таксу, испуганно высунувшую нос из-под письменного стола. Безмерное торжество наполняло сердце генерального государственного комиссара. Он поставил на колени человека, не желавшего признавать угодный господу порядок, он поверг его во прах. Об одном он жалел сейчас — что нет тут Кленка, что тот не присутствует при этом зрелище. И тут в дверь постучали, и вошел министр Кастнер. Кутцнер вскочил с колена и стал стряхивать пыль с брюк. Поздно. Теперь у Флаухера был свидетель его триумфа.

— Мне очень жаль, господин Кутцнер, — холодно, непреклонно, истинно бюрократическим тоном произнес Флаухер, — но эту вашу просьбу я исполнить не могу. Мой коллега, — добавил он, указывая на Кастнера, — целиком разделяет мою точку зрения.

Себастьян Кастнер поспешно кивнул. Кутцнер направился к двери — разговор был исчерпан. Но уйти, ничего не сказав, — нет, это было свыше его сил.

— Боюсь, — проронил он, — что в этот час посеяны зловещие для Германии семена. — Отрывисто, по-военному наклонил голову и вышел. Его последние слова прозвучали скорбно, угрожающе, достойно, но и актеру Штольцингу пришлось бы признать, что ушел он со сцены без всякого блеска.

241