Успех - Страница 249


К оглавлению

249

Не только сердце ребенка — к нему летят сердца всех его легко воспламеняющихся соотечественников. Он делает головокружительную карьеру, совсем молодым произведен в генералы. И так как он снова собирается лететь к полюсу, его страна строит ему воздушный корабль — в точности такой, какой он заказывает. Высота корабля — двадцать пять метров, длина — сто пятнадцать метров, емкость — девятнадцать тысяч кубических метров, четыре гондолы. Баки вмещают горючего на семьдесят пять часов, моторы — семьсот двадцать лошадиных сил. Обо всем остальном южанин не слишком заботится. Он не корпит над книгами о снеге, льдах, зиме. Разве у него не лучший в мире дирижабль для полета к полюсу? Не самый надежный экипаж, не самая совершенная аппаратура? Он верит в свою звезду.

Почетный караул, перезвон колоколов, музыка. Его воздушный корабль летит. Всего две посадки, потом третья — уже на Крайнем Севере. Остается последний, решающий бросок. Южанин сообщает по радио затаившему дыхание миру, что он на пути к полюсу. Вот он уже над Гренландией, миновал Гренландию. Радирует, что через двадцать минут будет над Северным полюсом.

Он над полюсом. Два часа подряд кружит над белой влекущей пустыней. Из граммофона льется гимн его страны. На полюс сброшен флаг его страны и огромный, освященный папой крест. Южанин сообщает по радио своему королю, папе, диктатору, что с божьей помощью достиг полюса. Да здравствует его страна!

Северянин сидит в своем родном городе на отлично оборудованной радиостанции, и глаза у него еще непроницаемее, искривленный рот сжат еще крепче обычного. Слушая радио, он представляет себе, как его соперник, этот жалкий невежда, достигает полюса, как кружит над ним, как весь мир восхищается своим любимчиком. А он во имя той же цели потратил бессчетные годы, полные упорного труда, бессчетные ночи, полные смертельных опасностей. Теперь его деяния обесценены, слава затоптана. Без всяких усилий, почти не готовясь, расточая, как фигляр, улыбки и поклоны, другой добивается того, к чему всю жизнь стремился он.

Будь это его дирижабль! Как обдуманно, тщательно, усердно готовил бы он экспедицию. Тот, его соперник, мало чего стоит и как пилот. Он сразу понял это, почувствовал безошибочным, глубинным чутьем ненависти. Слишком беспечно пустился тот в путь, слишком беспечно кружит надо льдами, ничего о них не зная. Но на стороне того везенье. На стороне того внешность, пленившая весь мир, великолепный воздушный корабль, великолепные механизмы, великолепная аппаратура. У него выносливость и знания, у того — дирижабль и везенье.

Он сидит на радиостанции и напряженно слушает. Он мужчина, у него хватит духу до конца выслушать сообщения о том, как повезло его сопернику. Радист передает, что дирижабль взял курс на Большую Землю. Ну, разумеется, все идет как по маслу. На борту все здоровы. Туман, это верно, но подумаешь, велика важность. Туман сгущается, плотные слои тумана. Надо полагать, радист соперника слегка сгущает краски. Встречный ветер, плохая видимость. Так что, молодой человек, не все идет как по маслу, но на твоей стороне беспечность, слепое легкомыслие, везенье. Вернешься на Большую Землю как ни в чем не бывало. А я все-таки дослушаю, дождусь, пока ты вернешься. Он сидит, ждет, хочет испить чашу горечи до последней капли.

Так, так! Трудности возрастают. Не в порядке руль высоты. Дирижабль дрейфует в сплошном тумане. Один мотор отказал. Радист успевает еще раз сообщить — на борту все здоровы. И больше уже ничего не сообщает.

Северянин пришел на радиостанцию ранним вечером. Теперь ночь на исходе, персонал трижды сменился. Он весь окостенел от долгого сидения, не чувствует голода, продолжает сидеть и ждать известия: соперник вернулся в полном здравии.

Полдень. Никаких известий. Может быть, дирижабль дрейфует в тумане, может быть, совершил вынужденную посадку, может быть, вышла из строя рация. Так или иначе, сегодня, видимо, тот уже не вернется. Северянин встает, окостенелый после стольких часов неподвижного сидения, с трудом разгибает спину, идет домой.

Назавтра в эфире по-прежнему молчание. У южанина горючего на семьдесят пять часов. Прошло пятьдесят часов, шестьдесят, прошел семьдесят пятый час. Дирижабль пропал без вести.

Проходят дни, проходят ночи. О южанине никаких известий. Из оставшихся в живых северянин теперь единственный, кто на воздушном корабле пролетел над Ледовитым океаном.

Проходят дни, проходят ночи. И вот заговорила рация южанина. Его дирижабль взорвался, он с немногими оставшимися в живых членами экипажа дрейфует на льдине в ста пятидесяти километрах от мыса Северный.

Весь мир в лихорадке: как спасти южанина? Сколько времени он еще продержится? Не расколется ли льдина? Есть ли у него запас продуктов? Куда относит льдину? Шлют на помощь суда, самолеты.

Родина северянина с надеждой глядит на него, весь мир глядит на него. Правительство его страны обращается к нему с просьбой помочь потерпевшим аварию. Если не он, то кто спасет погибающих?

Он привык к скрупулезно-тщательной подготовке, привык долго вычислять, какой момент следует считать самым удачным для начала экспедиции. Все, им достигнутое, достигнуто благодаря предусмотрительности, а никак не везенью. И вот он должен вылететь не сегодня завтра на спешно доставленном и наскоро оборудованном для поисков самолете. Но ведь он — первооткрыватель, а слава обязывает. И какое это будет сумрачное торжество — подобрать на свой самолет этого умника-разумника, который возмечтал, что он равен ему, что превзошел его! Северянин соглашается лететь. Фотографы запечатлевают его в ту минуту, когда он садится в самолет, — рот у него, как всегда, кривится, глаза ничуть не смягчились.

249