Успех - Страница 274

274

Аукцион состоялся в конце апреля. Собралось множество народу — члены «Купеческого клуба», «Мужского клуба»; дом на Зеештрассе с трудом вмещал всех любопытных и покупателей.

Господин Гесрейтер не пришел на распродажу своих сокровищ. День был погожий, ясный, и он отправился в Английский сад. Шел небыстро, но пружиня шаг, помахивая тростью с набалдашником из слоновой кости. Думал — какое это все-таки свинство, какая непроходимая глупость — вот так, за здорово живешь, разбросать с великим трудом собранные им вещи по чужим рукам, равнодушным, неуклюжим. У него было искушение — смешаться с толпой любопытных, большей частью, вероятно, его добрых знакомых, поздравить новых владельцев веселым, хотя и не без горчинки тоном. Но он не поддался искушению. Все дальше уходил от Зеештрассе, добрался до Галереи полководцев. Возмущение по поводу мерзкого памятного камня, которым эти олухи опять обесчестили прекрасную площадь, несколько облегчило ему сердце.

Тем временем на Зеештрассе шел аукцион и кипели страсти. Обстановка в стиле бидермейер и ампир, горки, все милые, занятные безделушки, вся утварь и посуда, предназначавшаяся для парадных приемов, костюмы, платки, картины, скульптура шли с одной, двумя, тремя надбавками. И не только равнодушные руки завладевали этими редкостями. Кое-кто из новых владельцев был вне себя от радости: у Маттеи, у Грейдерера, у старика Мессершмидта день выдался на славу.

Пошел с молотка и портрет Анны Элизабет Гайдер. Г-н Гесрейтер хотел взять его в новую квартиру, повесить у себя в спальне, но г-жа фон Радольная не согласилась. И вот аукционист выставил его на продажу, и умершая девушка, с трогательной беспомощностью вытянув шею, смотрела на собравшихся. Они жадно и недобро разглядывали вызвавший такую сенсацию портрет. Он стал причиной многих неприятностей, бед, скандала: художница, написавшая его, плохо кончила, этот Крюгер, который открыл картину и повесил в галерее, тоже плохо кончил, да и Гесрейтер, как сейчас выяснилось, отнюдь не процветает. Портрет принес удачу только торговцу картинами Новодному. Вот и сейчас он первый повысил на нее цену. Пытался отбить у него портрет только художник Грейдерер. Но довольно быстро победителем из борьбы вышел Новодный.

Госпожа фон Радольная знала, для кого он купил картину, знала, что приобрел ее тот самый человек, который приобрел и дом, — Пятый евангелист. С момента стабилизации марки Катарина очень подружилась с г-ном фон Рейндлем. Она внимательно следила, как умно и предусмотрительно готовился он к перемене обстоятельств. И ей импонировало, что, утвердив за собой нажитый капитал, он отошел от дел и, словно вспомнив молодость, занялся куда более интересными вещами.

Она бросила взгляд в его сторону. Он, казалось, был не слишком поглощен аукционом, как будто даже не обратил внимания на короткую схватку между торговцем картинами Новодным и художником Грейдерером. Г-н фон Рейндль сидел в кресле, заполнив его своей мясистой тушей, вытянув ноги, и в пол-уха прислушивался к словам стоявшего подле г-на Пфаундлера. Да, хотя Пфаундлер и не заслужил того, Катарина помогла ему установить вожделенный контакт с Пятым евангелистом. Как только прекратилась инфляция, в мюнхенцах снова ожила страсть к развлечениям. Г-н Пфаундлер был сейчас на коне. Катарина, как и он, считала, что если нынешний карнавал устроить с прежней роскошью, размахом, блеском — город вновь станет центром немецких праздничных увеселений. Но чтобы придать карнавалу надлежащий блеск, в него надо было вложить немало стараний и очень много денег. Г-жа фон Радольная понимала Пфаундлера, который уже в мае старался заручиться поддержкой Рейндля для устройства зимнего карнавала.

В это время на продажу были выставлены модели кораблей. Г-н Пфаундлер вступил в торг. У него нашлось довольно много конкурентов, но он все набавлял цену. Восседая в кресле, Рейндль поглядывал на него снизу вверх, сонливо и насмешливо. Г-ну Пфаундлеру во что бы то ни стало хотелось заполучить кораблик — он видел в этом некий символ. Пфаундлер чувствовал себя великим завоевателем и строил планы куда более смелые, чем представляла себе г-жа фон Радольная. Если одна из двух мюнхенских достопримечательностей, то есть пиво, была предметом экспорта, то почему не стать таковым и второй достопримечательности, то есть мюнхенскому карнавалу? Кутцнеру не удался поход на Берлин, а ему, Пфаундлеру, удастся. Крупные мюнхенские пивовары уже открыли свои заведения в Берлине, уже устраивали там «пивные праздники». А он придаст этим праздникам неслыханный размах. Его грандиозное заведение будет находиться в самом центре ненавистного города. И будет не только называться «Бавария», но и сосредоточит в себе все, чем славна баварская земля. Горное селение, горное пастбище с живым стадом, деревенская пивная — все как настоящее, осенние праздники, гулянье на лугу, катанье с гор, тирольские песни, чечетка, и каждый вечер целый бык, зажаренный на вертеле, и каждый вечер — закат солнца в Альпах. И из вечера в вечер три тысячи человек в центре гнусной столицы пруссаков станут распевать «Пока наш старый Петер» и «Да здравствует наш уют». Уж он это дело осилит, он его провернет. И Рейндля в него втянет. Пфаундлер был полон энтузиазма. Модель корабля осталась за ним.

Катарина радовалась, глядя, как исчезают модели кораблей, — они так нелепо свешивались с потолка этой комнаты. Очень удачно, что теперь тут станет просторно, что Рейндль обоснуется в этом доме, что г-н Гесрейтер займет место покойного г-на фон Радольного. За моделями кораблей последовали огромные, неуклюжие глобусы, за глобусами — куклы. Маттеи и старик Мессершмидт накупили столько, что у них не хватило денег расплатиться. В доме на Зеештрассе становилось просторно.

274