Вопрос до того поразил Иоганну, что у нее на миг захватило дыхание. Она даже не рассердилась на Гесрейтера. Так, значит, этот человек, обнимающий ее сейчас своей пухлой рукой, добрый и наверняка искренне влюбленный, никогда не верил в правоту своего и ее дела? Он вступился за нее, потому что его привлекала ее фигура, кожа, голос. И его почти не интересовало, в самом ли деле невиновен человек, за освобождение которого он боролся энергично и даже страстно. Он спрашивал об этом после близости, чуть ли не зевая. Таковы, значит, эти влиятельные люди и их судьи!
Однако Гесрейтер превратно истолковал ее молчание. «Если это секрет, — успокоил он ее, — то пусть им и останется». И он снова погладил ее, крепче привлек к себе.
Позднее ей пришло на ум, что, даже если б Мартин Крюгер дал ложную клятву, она все равно бы стала его защищать.
Гесрейтер спустился вниз позвонить по телефону в Гармиш, чтобы им прислали в Гризау носильные вещи. Тем временем Иоганна лежала и оглядывала неприбранный, душный, неудобный гостиничный номер. Она теплее и мягче, чем обычно, подумала о Мартине Крюгере. Теперь она поведет за него борьбу более осмотрительно, рано или поздно добьется победы.
Вернулся Гесрейтер. В ожидании прибытия вещей они сели завтракать, Гесрейтер улыбался, глядя на валявшиеся кругом маскарадные костюмы. Иоганна их не замечала вовсе. Она ела спокойно, непринужденно, с аппетитом.
Теребя бачки, он стал пространно и витиевато рассказывать о поездке, которую намеревался совершить. Обстановка сейчас благоприятная, и он хотел бы расширить свое предприятие. Пора наконец ему самому лично посмотреть, как далеко за послевоенный период шагнуло заграничное керамическое производство. Вначале он поедет в Париж. Ему представляется, добавил он, не глядя на нее и осторожно беря ножом кусочек масла, что и Иоганна в настоящий момент могла бы за границей добиться для своего дела большего, чем в Мюнхене. Он слыхал, например, что тайный советник Бихлер в скором времени отправится в Париж. А когда этот фактический правитель Баварии путешествует, к нему легче бывает подступиться. Он предлагает ей, закончил он, намазав наконец кусочек масла на булочку, поехать вместе с ним. И умолк, смущенно ожидая ответа.
Иоганна, не раздумывая, согласилась.
1. Бой быков
2. Баварец в Париже
3. «Касперль и классовая борьба»
4. Проект кошачьей фермы
5. Кленк это Кленк и пишется Кленк
6. Собачьи маски
7. Шесть деревьев становятся садом
8. О чувстве собственного достоинства
9. Сто пятьдесят живых кукол и один живой человек
10. Баварские жизнеописания
11. Разве так выглядит убийца?
12. Монарх в сердце своего народа
13. Баварцы на одре болезни
14. Иоганна Крайн наряжается по случаю некоего торжества
15. Мистерия в Оберфернбахе
16. Касперль и тореро
17. Совещание в присутствии невидимки
18. У всякого своя дурь в голове
19. Человек у руля
20. О смирении
21. Господин Гесрейтер ужинает в Берлине
22. Иоганна Крайн беспричинно смеется
23. Довоенный отец и послевоенный сын
24. Иоганна Крайн купается в Изаре
25. Картины изобретателя Бренделя-Ландхольцера
26. О том, как хорошо на все смотреть со стороны
Все билеты на корриду — дешевые места на солнце, дорогие в тени — были распроданы чуть ли не за неделю. Люди съехались отовсюду из провинции, чтобы посмотреть утром процессию, а под вечер — бой быков. Потому что в программе этой корриды, устроенной, кстати, в пользу такой гуманной организации, как международный Красный Крест, стояло имя матадора Монтильи Второго, снискавшего славу одного из лучших тореадоров страны и, после диктатора, самого знаменитого человека в Испании.
Художник Грейдерер, знавший по-испански всего несколько слов, в сильном возбуждении пытался завести доверительный разговор со своим соседом. Тот с живостью ему отвечал. Баварец и испанец, толком не понимая друг друга, горячо спорили, размахивая руками, довольные каждый интересом со стороны другого. Для Грейдерера, чрезвычайно восприимчивого к любым народным зрелищам, бой быков был главным событием его путешествия по Испании, которое он позволил себе, пока его картины еще пользовались успехом. Он был наслышан о крови, вспоротых лошадиных брюхах и прочих ужасах, и теперь ждал, полный любопытства и нетерпения.
Утренняя процессия произвела на него большое впечатление. Наблюдая мюнхенские процессии в дни праздника тела Христова, он постепенно стал знатоком и ценителем подобных зрелищ и теперь не упускал ни малейшей подробности. Нескончаемой чередой проплывали мимо него тяжелые, красочные одеяния священнослужителей, с варварской роскошью изукрашенные сверкающими драгоценностями святые, которых несли на носилках скрытые от глаз публики мужчины, чьи равномерные шаги тоже действовали возбуждающе; расшитые золотом мундиры офицеров и чиновников, хоругви, неиссякаемые сокровища кафедрального собора; помпезные воинские колонны. Люди, кони, орудия. И все это шествовало по цветам, густо устилавшим мостовую, под протянувшимися над улицами тентами, надежно защищавшими от жгучего солнца, среди ковров, свисавших с балконов и окон. Художник Грейдерер неотрывно глядел на все это великолепие.