Успех - Страница 131

131

Все это Эрих Борнхаак рассказывал очень живо, сидя в низком кресле. Сигарета его потухла. За его словами зримо вставали отупевшие, затаившие молчаливую угрозу мужчины, плачущие женщины и дети, мальчишки, в груди которых клокочут затаенная ярость и боль. Прильнувшие к стеклам лица людей, глядящих вслед уводимой собаке. Почти все женщины повторяли одно и то же. «Нам нельзя иметь ничего своего, — безнадежно говорили они. — Если ты беден, у тебя отнимают последнее». Ему самому довелось несколько раз бывать при этом. Ведь он занимается и разведением собак. И даже получал призы. Душою этого дела был фон Дельмайер. Просто отличный парень!

— Между прочим, чем вам так не понравились мои газеты?

Пристально глядя на Иоганну и нагло улыбаясь, он взял со стола газеты с отчетами об убийстве депутата Г., тщательно сложил их и спрятал в ящик. Снова закурил.

— Я знаю людей, которым опись собак всю душу переворачивает. Чудесное зрелище, лучше всякого кино. Не понимаю, почему бы этим несчастным самим не слопать своих собак, раз уж такое дело. Хотя все-таки понимаю: ведь я и сам люблю собак.

Он показал на собачьи маски, стал рассказывать о способе их изготовления. Слепки были сняты с живых собак — разумеется, под наркозом. Тут требуются особые приемы. Обычные не годились из-за шерсти.

— Ну разве маски не выразительны как раз благодаря закрытым глазам?

Без всякого перехода он заговорил о ее профессии. Как видно, она свою графологию забросила. Вообще-то он подумывал о том, чтобы всерьез заняться снятием масок с людей, он находит это дело интересным. Кое в чем оно сродни ее профессии. Во всяком случае, это дело стоящее. Бесконечные фотографии всем уже здорово надоели. Надо бы открыть большую контору, снимать с клиентов гипсовые слепки и затем давать им характеристики на основании масок и почерка. Ее такая контора не интересует?

И вот уже он снова начал строить планы. Да, он любит строить планы. Возможно, это свойство — плод окопной скуки. Геройская жизнь на фронте, она даже представить себе не может, до чего это муторно и скучно! Но кое-какие проекты он в конце концов осуществил. Например, эта затея с собаками. Он засмеялся своим порочным мальчишеским смехом.

Домой Иоганна возвращалась, охваченная двойственным чувством. Она отклонила его предложение отвезти ее в Париж на машине. Этого фатоватого парня она отвергала всего, целиком. Но ей невольно запомнились интонация его голоса, его лицо и белоснежные зубы. Убийство депутата Г., собачьи описи, этот «отличный» парень фон Дельмайер, походы с иностранцами по ночному Парижу, с нанятыми для этого апашами. Слабый запах сена и кожи. Странные морды терьеров, догов, спаниелей, такс, овчарок, борзых.

Когда он вторично пригласил ее к себе, она отказалась. И в третий раз — тоже. В четвертый — она встретилась с ним в кафе. На этот раз он был любезен и сдержан. Почти не говорил о своих делах, с пониманием и подлинным участием слушал рассказ Иоганны о ее борьбе за Мартина Крюгера.

Вскоре после этого Гесрейтер стал поговаривать о том, что жить в гостинице не слишком удобно. Еда, правда, неплохая, но жить так долгое время — неуютно. К тому же Иоганна недостаточно заботится о себе, она как ребенок, и нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за ней. Иоганна молча, ничего не возразив, взглянула на него.

Со времени ее разговора с тайным советником Бихлером она не сумела почти ничего сделать для Мартина Крюгера. Два или три раза она встречалась с влиятельными журналистами, но ей не удалось их расшевелить. И теперь она вдруг стала замечать, что без всякого ее участия во Франции пробудился интерес к доктору Мартину Крюгеру, к человеку, к его судьбе и, прежде всего, к его работам. Начало этому интересу положила большая статья искусствоведа Жана Леклерка. У Иоганны взяли интервью, имя Мартина Крюгера все чаще стало появляться в парижской печати. Разбирали его теории, переводили его статьи, одно солидное издательство объявило о предстоящем издании «Трех книг об испанской живописи». Кто-то, безусловно, немало потрудился, чтобы пробудить и поддерживать этот сочувственный интерес к Мартину, но кто именно, Иоганне узнать не удавалось. Не знал этого и Гесрейтер, раздосадованный тем, что не он содействовал этой счастливой перемене.

Спустя два дня после того, как он снова подробно объяснил Иоганне, как неуютно жить в гостинице, он предложил ей снять квартиру и вызвать тетушку Аметсридер. Иоганна без обиняков ответила, что ей в гостинице совсем неплохо, она рада, что избавилась от тетушки, и не собирается ее звать. К тому же незачем сейчас, во время инфляции, при парижской дороговизне тащить сюда еще и третьего человека. На это господин Гесрейтер дружеским тоном возразил, что ей незачем беспокоиться: его дела идут отлично. Выяснилось, что квартиру он уже снял и тетушке Аметсридер написал. Впервые между ними дело дошло до ссоры. Гесрейтер выслушал ее колкости спокойно, со снисходительной улыбкой.

Оставшись одна, она задумалась, не порвать ли ей с Гесрейтером. Зачем ему нужна в Париже тетушка Аметсридер? О встречах с Эрихом Борнхааком она ему не рассказывала и не знала, известно ли ему, что этот шалопай сейчас в Париже. Уж не ревнует ли он? Не хочет ли приставить к ней надзирательницу? Он был мягок, мил, но упорен и, когда дело касалось его интересов, достаточно неразборчив в выборе средств. Она ощутила кисловатый запах его фабрики.

Иоганна серьезно заколебалась, не вернуться ли ей к графологии. Вспомнила о собачьих масках шалопая. Его предложение было не таким уж глупым. И вообще он не глуп, этот мальчишка. Маски были чем-то более солидным и куда более осязаемым, чем смутные, в той или иной мере произвольные анализы почерка. Она припомнила, что Эрих Борнхаак рассказывал ей о своем способе изготовления масок. Он считал, что научиться этому вовсе по трудно.

131