Успех - Страница 157

157

— Только поэтому? — спросил адвокат. — А в какой газете?

— Уже не помню, — сказала Иоганна. — Кажется, в какой-то парижской.

— Да, — промолвил адвокат, — вы тогда тоже были в Париже.

Наконец он перешел к делу Крюгера. Долго объяснял, — возможно, для успокоения собственной совести, неумолимо подумала Иоганна, — какие трудности надо преодолеть, чтобы добиться пересмотра дела. Данное под присягой письменное показание вдовы Ратценбергер, с таким трудом вырванное у нее, ровным счетом ничего не стоит. Ее устные показания были абсолютно недвусмысленны, но когда дело дошло до их записи, она со страху так все запутала, что рассказ о признании покойного шофера вполне можно истолковать, как бред невменяемой женщины. Он уже и раньше говорил Иоганне, как ничтожны шансы на то, что ходатайству о пересмотре дела будет дан ход. Как неблагоприятен этому закон, какими формальностями обставлен каждый шаг, как сложно найти зацепки, которые удовлетворяли бы требованиям судопроизводства, как недоброжелательно настроены судьи. Он очень рекомендовал ей для лучшего понимания вопроса прочесть труд его коллеги Альсберга «Судебные ошибки и пересмотры дел», классическую работу, которая, к несчастью, по сию пору никак не повлияла на законодательство. К тому же, если при пересмотре дела Крюгер будет оправдан, он может потребовать восстановления на государственной службе, с которой был незаконно уволен. Так вот, неужели она надеется, что, борясь за справедливость, одержит победу над этим подлым баварским правительством, которое по суду оспаривает право на пенсию у вдовы преступно убитого премьер-министра, покрывает убийцу, позволяя ему возглавлять акционерную компанию, субсидируемую этим самым правительством?

Три морщинки прорезали лоб Иоганны, она взяла из рук доктора Гейера толстый том адвоката Альсберга и крепко его сжала. Помолчав, спросила, не считает ли он, что новое назначение председателя земельного суда Гартля благоприятно для дела Крюгера? Если она не ошибается, доктор Гейер говорил ей, что, согласно идиотской статье уголовного кодекса, разрешение на пересмотр дела дает именно тот суд, который вынес приговор. Так что сейчас, когда Гартль уже на новом месте…

— И вы думаете, — с яростной издевкой прервал ее адвокат, — что преемник доктора Гартля захочет повесить на своего могущественного предшественника судебную ошибку? — Он замолчал, тонкокожие руки дрожали, жара, очевидно, совсем доконала его. — Тем не менее, — снова заговорил он, и Иоганна видела, что слова буквально застревают у него в горле, — я уже писал вам, что этот гнусный перевод Гартля на другую должность открывает нам новый путь. Если дать ему понять, что мы заберем назад ходатайство о пересмотре дела, может быть, он оценит такое подобострастие. Он ведь как раз назначен референтом по делам о помиловании. Отказ от попытки добиться пересмотра дела, реабилитации, до некоторой степени означает согласие с приговором; может быть, тогда Гартль поддержит прошение о помиловании. Сделка унизительная, но если вы действительно хотите этого, я позондирую Гартля.

Иоганна понимала, какую внутреннюю борьбу выдержал адвокат прежде, чем предложить ей это, как он сейчас терзается. Она напряженно думала. Да, чего же она действительно хочет? Сперва хотела бороться. Как, вероятно, адвокат хотел одолеть и растоптать несправедливость, так она хотела, чтобы Мартин вышел из этой грязи, из этого дерьма незапятнанный. Хочет ли она сейчас одного-единственного, чтобы Мартин как можно скорее очутился на свободе? Она силилась вспомнить его лицо, походку, руки. Но память упрямилась, на прежнего Мартина накладывался серо-коричневый. Да, она так давно не видела Крюгера, что забыла его лицо. Иоганна смущенно потупилась. Взглянула на свои руки. Внезапно почувствовала острый стыд из-за того, что слишком тщательно ухаживала за ними в Париже.

— Но вы ведь отлично знали, что я тоже была в Париже, — неожиданно сказала она с вызовом, не сознавая, что говорит вслух.

Адвокат изумленно взглянул на нее. Иоганна покраснела.

— Простите меня, — сказала она. — Помилование или реабилитация — тут разбирать не приходится. Если говорить о моем желании, то, конечно, я не хочу, чтобы Мартин просидел еще два года среди шести деревьев. — Иоганна сказала — «среди шести деревьев», и хотя адвокат не заметил этих шести одельсбергских деревьев, он сразу понял, что она имеет в виду. — Я очень хочу, чтобы Мартин как можно скорее освободился, — сказала она ясным, проникновенным голосом. Подняла к адвокату лицо и большими серыми глазами посмотрела ему прямо в глаза. Тот быстро-быстро замигал и даже слегка растерялся.

— Что ж, — сказал он, — в таком случае я поговорю с директором департамента министерства юстиции Гартлем.

— Благодарю вас, — сказала Иоганна. — Я поняла все, что вы мне объяснили, — и протянула ему руку.

Перед тем, как распрощаться, они еще немного постояли, без слов понимая, о чем думает другой.

— Хорошо было в Париже? — несмело спросил наконец адвокат.

— Как вам сказать… Не очень, — ответила Иоганна. Она взяла пухлый том по юриспруденции и ушла. Адвокат смотрел ей вслед, стоя у окна так, чтобы она не увидела его, если случайно оглянется. Лишняя предосторожность: она не оглянулась.

Спустя два дня адвокат шел по Людвигштрассе вместе со своим клиентом, чешским дельцом, который, пользуясь инфляцией, по дешевке скупал в Германии дома и земельные участки. Им навстречу шла машина, в ней сидел молодой человек, франтовато одетый шалопай; он небрежно, свысока кивнул, улыбаясь ярко-красным ртом. Адвокат осекся на полуслове, нервно глотнул, быстро замигал, обернулся вслед машине.

157