Успех - Страница 162


К оглавлению

162

На это тайный советник Дингхардер с некоторой запальчивостью возразил, что за Кутцнером идут не только молокососы. Рейндль миролюбиво согласился, что да, действительно, в Мюнхене среди сторонников Кутцнера немало и совершеннолетних. Взрослых мелких буржуа. Мелкий буржуа втайне всегда жаждет сильной власти, вождя, которому он мог бы бездумно подчиняться. По сути дела он никогда и не был настоящим демократом. А сейчас, чем больше обесцениваются деньги мелкого буржуа, тем сильнее линяет и его демократизм. В своем нынешнем бедственном положении он хватается за Кутцнера, как за последний оплот, якорь спасения: Кутцнер — герой мелкого буржуа, фюрер в лучистом озарении славы, изрекающий благозвучные словеса, которым так отрадно повиноваться.

— И вы полагаете, что, если удастся справиться с инфляцией, «истинным германцам» придет конец? — как всегда, мягко и сдержанно спросил: фон Дитрам.

Бледное, одутловатое лицо Пятого евангелиста обратилось к премьер-министру.

— Конечно, — благожелательно сказал он, глянув на того круглыми глазами. — Но пока немецкая тяжелая индустрия не наладит связей с международной, никакое правительство не справится с обесценением денег.

Все с молчаливым вниманием слушали любезно высокомерное объяснение Рейндля.

— Вы считаете Мюнхен мелкобуржуазным городом, господин барон? — снова спросил г-н фон Дитрам.

— В Мюнхене половина населения — выходцы из деревни, так что он прямо просится стать центром мелкобуржуазной диктатуры, — ответил тот.

— Что вы разумеете под словом «мелкобуржуазный»? — с той же учтивостью продолжал спрашивать фон Дитрам, меж тем как за окном все так же журчали струи дождя, а в соседней комнате кто-то из игроков в гаферльтарок повторял: «Карте место!»

— Что такое «мелкобуржуазный»? — задумчиво повторил фон Рейндль. С заносчивой любезностью он повернулся к сидящим за столом. — Представьте себе такое отношение к миру, которое продиктовано твердым месячным доходом от двухсот до тысячи золотых марок. Люди, которые от рождения присуждены к такому взгляду на мир, и есть мелкие буржуа. — Своими круглыми глазами он одного за другим оглядел почтенных господ.

Они напряженно слушали его. Все молчали, дождь продолжал струиться, в соседней комнате один из игроков насвистывал гимн Мюнхена — песенку об уюте и благообразии мюнхенской жизни. Мало кто из этих чиновников, врачей, отставных военных получал больше тысячи золотых марок даже и в спокойные времена. Смеется он над ними, что ли, этот наглец, который произносит такие сомнительные речи? Но эти речи были облачены в столь закругленные периоды, что толком и не понять, что он все-таки имеет в виду.

— А впрочем, я и сам поддерживаю этого Кутцнера деньгами, — неожиданно закончил он, и все облегченно вздохнули: значит, им нет надобности давать ему отпор. Рейндль ответил улыбкой на улыбку фон Дитрама.

Дитрам и главный редактор Зонтаг тоже втайне перевели дух. Наконец-то Рейндль сказал что-то вразумительное. Если он поддерживает деньгами Кутцнера, значит, недоволен Кленком и не будет возражать против его замены другим министром юстиции. Кто-то из сидевших за столом так прямо и спросил, почему это Кленк, человек, несомненно, способный и ловкий, пришелся не ко двору в баварском правительстве? Как там ни верти, а все же он коренной баварец.

— А потому, что он не понимает правил игры, — ответил Рейндль.

— Каких таких правил? — удивился задавший вопрос.

— Чтобы усидеть в Баварии у власти, нужно понимать эти правила, — продолжал Рейндль. — В Баварии, чтобы вовремя взбудораживать и утихомиривать народную душу, надо пускать в ход средства куда более простые, чем во всем остальном мире. Везде, управляя народом, надо вилять, а в Баварии — идти напролом.

— Позволяю себе думать, что министр Кленк отлично знает эти правила, — с непривычной твердостью внезапно заявил фон Дитрам.

— Что ж, — елейно улыбнулся Рейндль, — значит, ему придется расплачиваться за то, что не пожелал их соблюдать.

Глубокомысленное молчание. Тишину нарушали только хлопки карт по столу в смежной комнате да бодрый, торжествующий голос Гартля за соседним столом.

Рейндль почти сразу ушел, и тогда кто-то спросил, почему, собственно, этого господина именуют Пятым евангелистом?

— А потому, что он так же ни к чему людям, как пятое Евангелие, — злобно отрезал тот, к кому был обращен вопрос, и все дружно согласились с ним.

Тем временем главный редактор Зонтаг, вместе с премьер-министром провожая Рейндля, юлил вокруг него, пытаясь вытянуть хотя бы парочку директив.

— Читали вы мою последнюю передовицу об «истинных германцах», господин барон? — угодливо спросил он.

— Дражайший Зонтаг, — с елейной улыбкой протянул Рейндль, — пишите, что вам на ум взбредет, но если взбредет не то, что следует, лишитесь места.

Редактор предпочел принять это за шутку и, улыбаясь, ретировался. Оставшись с глазу на глаз с Рейндлем, г-н фон Дитрам вплотную подошел к нему и, когда тот был уже на пороге, спросил:

— А что вы скажете о докторе Гартле, барон? Приятный человек, не так ли?

— Да, иной раз он бывает занятен, — холодно отозвался Рейндль.

— Если болезнь доктора Кленка окажется затяжной, кого бы вы сочли наиболее желательным преемником?

С задумчивым, слегка скучающим видом Рейндль окинул взглядом комнату.

— Ну, скажем, председателя сената Мессершмидта, — лениво произнес он.

162