Успех - Страница 166

К оглавлению

166

Вечером, вместе с тысячью себе подобных, он ужинал в одном из роскошных, хотя и довольно безвкусных заведений в западной части города. Выбор блюд был неслыханно велик, приготовлены они были не слишком старательно, но вполне сносно, не очень дешевые, не очень дорогие. Сервировка броская, шикарная. Никто не устраивал долгих совещаний с кельнером, люди просто ели, пили, потом расплачивались. Тысяча человек набивали себе желудки прилежно, но безрадостно. Они перебрасывались репликами, заключали сделки, читали газеты, поглощая еду, но не наслаждаясь ею. Г-н Гесрейтер сел за столик, где ужинал какой-то мужчина. Он попытался заговорить с ним. Тот удивился, но ответил — вполне вежливо, хотя и лаконично; г-н Гесрейтер понял, что об уютной застольной беседе и думать нечего. Он рассеянно принялся есть устриц, суп, вареного угря — ему уши прожужжали этим угрем, мол, настоящее берлинское блюдо. Артишоки. Большую порцию зажаренного на рашпере мяса. Потом заказал сыру, фруктов в охлажденных сливках, черный кофе. Люди входили, выходили. Он думал о четырех миллионах жителей этого города, о том, как целеустремленно и компетентно они днем занимаются делами, а вечером так же целеустремленно, но менее компетентно развлекаются. Вздыхая, сравнивал Берлин, подхваченный потоком современности, со своим Мюнхеном. Увы, россказни насчет культурного Мюнхена и тупоумного Берлина вздорны и нелепы. В склонном к фантазиям, хотя и подернутом жирком мозгу этого жителя Верхней Баварии переливалась красками романтичная картина кусочка земной поверхности, который расположен на 13°23′ восточной долготы и 52°30′ северной широты, на высоте семидесяти трех метров над уровнем моря, некогда был населен славянами и ныне именуется Берлином; теперь там под землей миллионы туннелей, труб, проводов, на земле множество зданий и толпы людей, в воздухе антенны, телеграфные провода, световые рекламы, радиомачты, самолеты. И такое впечатление произвела на него эта картина Берлина, что, несмотря на обильный ужин, он шествовал по улицам погруженный в глубокую задумчивость, даже не замечая бесчисленных проституток, пытавшихся привлечь внимание внушительного и явно денежного провинциала.

22
Иоганна Крайн беспричинно смеется

На первой странице газеты крупным шрифтом было напечатано сообщение о том, что застрелилась Фанси де Лукка, чемпионка по теннису; три дня назад она сломала ногу и, по мнению врачей, уже никогда не вернулась бы на корт. Иоганна прочла эту заметку утром за завтраком, еще не сняв пижамы; она нахмурилась, и три морщинки пересекли ей лоб над самой переносицей. Не стала перечитывать сообщение: оно и без того сразу отпечаталось у нее в мозгу — и крупный шрифт, и смазанная буква «е». Иоганна сложила газету, осторожно опустила на стол. Но ее передернуло от слишком ощутимой близости к печатному известию о смерти. Она порывисто швырнула газету на пол.

Иоганна была привязана к горбоносой Фанси де Лукке, та к ней, они хорошо понимали друг друга. Пусть все прочие, знавшие, как тяжко приходится де Лукке, какого напряжения душевных и физических сил стоят вечные старания сохранить форму, пусть они говорят, что Фанси вовремя ушла из жизни, не утратив титула чемпионки, не пережив неизбежного и горького поражения: не в пример этим людям, Иоганна знала, что в душе Фанси де Лукки хватало горечи и во времена триумфов. Она помнила, каким тоном та сказала о своем решении уйти: трезво, без пышных фраз и позы, между прочим, словно речь шла о недалекой поездке. В тот день Иоганна горячо любила подругу, но ее решения не понимала.

Опустошенная, бесконечно усталая, Иоганна томилась по человеческому слову, по возможности говорить и слушать. До чего же она гнусно одинока. Вот будь с ней сейчас Мартин Крюгер… В ее памяти всплыл его образ, на этот раз светло и нежно. Но ему нельзя было написать обо всем, что ее переполняло, да и ответ пришел бы не раньше, чем через три недели, а кто знает, в каком она будет тогда настроении. Зато Жак Тюверлен был совсем близко, в десяти минутах ходьбы, не больше. Она не дала ему знать о своем возвращении только по глупости и упрямству. Иоганна набрала номер его телефона. Трубку сняла секретарша, сказала, что г-н Тюверлен ушел минут пять назад, спросила, кто говорит и что передать. Но Иоганна не назвалась.

Утро было неизъяснимо пустынное. У нее не хватало воли привести себя в порядок, привести в порядок свои мысли. Она попробовала работать, но какая уж тут работа.

Нежданно-негаданно пришла гостья — тучная, бойкая женщина, г-жа Элизабет Крайн-Ледерер, мать Иоганны. Стареющая дама жадно зашныряла глазами кругом, пренебрежительно и осуждающе отметила про себя беспорядок в комнате, по-утреннему небрежный костюм дочери — чужачка, да и только. Она уже несколько лет не была у Иоганны и теперь пришла с самыми добрыми намерениями. Размягченная какой-то кинокартиной, решила помириться с дочерью. Три дня сряду, распивая с приятельницами послеобеденный кофе, рассказывала им о своем намерении. И вот восседала сейчас в квартире Иоганны на Штейнсдорфштрассе, ни на минуту не забывая о цели прихода, — внушительная, самоуверенная дама с двойным подбородком, лежащим на шее, и безапелляционными ухватками. Она говорила и говорила, не закрывая круглого, с мелкими зубами ротика. Иоганна, все время запахивая пижаму и поправляя готовую развалиться прическу, старалась определить, какие повадки она унаследовала от матери. Она-то знала, что решительная манера этой женщины только маска, скрывающая ограниченную, вечно охающую эгоистку, убежденную, что все на свете обязаны заботиться о ней. Без неприязни, скорее с любознательностью естествоиспытателя скользили серые глаза Иоганны Крайн по лицу и фигуре матери. Есть ли между ними хоть какая-то связь, какая-то общность? С холодным интересом изучала она эту рыхлую болтливую женщину. Впервые отметила, что та во время разговора слегка опирается о ляжку, что поднимает лицо и глядит прямо в глаза собеседнику. Да, ей, Иоганне, свойственны те же манеры. Вероятно, она переняла от матери и многое другое, слишком многое. Вероятно, сходство между ними с годами будет все расти. Лет этак через двадцать — тридцать она тоже будет вот так восседать, настороженная, наигранно-самоуверенная, внушительная, с двойным подбородком.

166