— К несчастью, у меня тогда больше не было, — тихо ответил адвокат. — Сегодня я могу дать больше.
— Весьма обязан, но сегодня мне деньги не нужны, — сказал мальчик. — Нашлись люди, которые щедро отваливают мне деньги, да и дела у меня более прибыльные. — Он умолк. На этот раз в его наглости, в его нахальстве было что-то наигранное. Адвоката умилило, что его так мучительно любимому сыну было все-таки совестно произнести вслух, чего он хочет.
— Тебе надо поговорить о господине фон Дельмайере? — пришел он на помощь Эриху.
Да, о г-не фон Дельмайере. Похоже на то, что его положение ухудшилось. Не возьмется ли адвокат за это дело?
Доктор Гейер догадывался, о чем пойдет речь, был готов к разговору. Этот фон Дельмайер безмозглый, никчемный тип с преступными наклонностями, и его просто необходимо обезвредить. Адвокат ни в коем случае не хотел его защищать. У него сейчас были деньги, он с радостью отдал бы их мальчику. С такой суммой можно взяться за любое крупное дело, мальчик ведь очень смышлен. Но сперва пусть он порвет с Дельмайером. Это же перст судьбы, что сцапали Дельмайера, а не его. Мальчик должен это понять. Сейчас он ему все скажет, а сказать нужно многое и лучшего случая не найти.
Эрих сидел, стараясь изобразить полную безмятежность. В житейских делах доктор Гейер не был знатоком человеческой психологии, но и он понимал, что эта безмятежность — всего лишь маска, что, по всей вероятности, мальчик плевал решительно на все на свете, кроме одного: участи беспутника и подлеца фон Дельмайера. Адвокат взглянул на брюки Эриха, на его туфли и гетры. Да, он был в гетрах, они уже месяца два как вошли в моду, но вот что удивительно: дела у него якобы идут отлично, а на правой гетре не хватает пуговки. Адвокат обратил на это внимание, пока собирался с духом, чтобы изложить свою точку зрения, убедить мальчика пойти на разрыв с фон Дельмайером. Но так и не собрался, так ничего и не изложил. Более того: сказал, что с удовольствием взялся бы за дело фон Дельмайера, еще вчера взялся бы. Но неожиданно умер депутат Рутц, ему необходимо ехать в рейхстаг, так что теперь ничего не получится. Он говорил неискренне, принужденно, фальшиво, сам слышал, до какой степени фальшиво.
Откуда было адвокату знать, какой удар он нанес Эриху, отказав ему именно сегодня. Молодому человеку казалось, что никогда еще у него не бывало такой полосы невезения, и он вдруг утратил прежнюю наглую уверенность в своей способности обольстить кого угодно и когда угодно, почувствовал себя слабым и ничтожным. Щелчок, полученный от Иоганны Крайн. Невозможность оградить от неприятностей фон Дельмайера. А сейчас даже этот жалкий человечишка дал ему по носу, отказал в просьбе.
Адвокат увидел, что лицо мальчика исказила гримаса холодного, гадливого презрения. Увидел, что он встает со стула, идет к двери. Вот сейчас, сию минуту уйдет и, быть может, уже никогда не вернется. Доктор Гейер пытался найти слова, такие слова, которые остановили бы мальчика, но в голове у него было пусто. Он ловил эти неотразимые слова, неотразимую фразу, как ловят во сне что-то все время ускользающее. Между тем лицо мальчика еще больше исказилось от безмерного презрения, глаза издевательски блеснули, голос, уже не наглый, но полный ненависти, прозвучал совсем по-мальчишески:
— Мне заранее следовало знать, что уж если я попрошу тебя о серьезной услуге, ты обязательно откажешь.
Он уже отворял дверь, и тут адвокат хрипло сказал:
— Я не отказываю, мне просто надо еще подумать. Дай мне три дня на размышление.
— Три дня? — насмешливо переспросил тот. — Ты бы уж лучше сказал — год.
— Подожди хоть одни сутки, — тихо попросил адвокат.
Наутро, чуть свет, он написал мальчику мягкое, даже смиренное письмо, обещал вести дело фон Дельмайера, выражал сожаление, что не сразу согласился. Ответ Эриха Борнхаака пришел в тот же день: помощи доктора Гейера не требуется, г-н фон Дельмайер обойдется и без него. Тон ответа объяснялся тем, что Отто Кленк уже не мог заняться делом Дельмайера, ему пришлось подать в отставку. Ожидалось, что министром будет назначен Гартль, а уж этот сделает для Дельмайера все, что ему прикажут «патриоты». Черные дни Эриха кончились, он снова был на коне, так что не грех дать старику пинка под зад.
Адвокат доктор Гейер не пошел в контору и в этот день. Дела, не терпящие отлагательства, лежали без движения, клиенты неистовствовали. К нему опять пришел управляющий, принес на подпись бумаги, сказал, что какие-то вопросы необходимо решить немедленно. Добавил, что звонили из комитета партии, просили передать, что много раз пытались связаться с ним по его домашнему телефону, но безуспешно; пусть доктор Гейер сообщит, согласен ли он занять освободившееся место в рейхстаге, — если да, ему в ближайшее время нужно подтвердить это официально.
— Подтвердите, — рассеянно сказал адвокат.
— Без вашей подписи это невозможно, — с явным неодобрением в голосе возразил управляющий. Адвокат взял чистый лист бумаги и машинально, буква за буквой, вывел внизу подпись.
— Я сообщу, что в конце недели вы выедете в Берлин, — сказал управляющий.
Адвокат промолчал. Управляющий аккуратно сложил подписанный лист и, всем своим видом выражая осуждение, ушел.
Иоганна поехала в одельсбергскую исправительную тюрьму. Ее серые глаза оживленно и весело скользили по однообразному равнинному ландшафту, неудобств поездки она не замечала. Париж, г-н Гесрейтер, шалопай — как далеко позади осталось ее недавнее прошлое. Она ни в чем не раскаивалась, забыла — и точка. Эрих Борнхаак — кто это такой? Однажды поздно вечером он ей позвонил, она повесила трубку, почти не вспоминала о нем, ни разу даже мимолетно не потянулась к нему. Как будто наконец развязалась с тягостным долгом.