Денни Тридцатилетка интересовался этим процессом. Он неустанно разнюхивал, в каком месте планеты такая перемена стала особенно разительна. Первой крупной операцией американца была операция с пшеницей, причем интересовала его не только сделка, но и сама пшеница. Он побывал во множестве стран, беседовал со множеством людей в учреждениях, на заводах, в полях. Иной раз вынимал записную книжку и делал в ней заметки. Иной раз вынимал ее и молча, сосредоточенно что-то подсчитывал, потом заключал контракт, расходовал часть своих долларов. Он был долговяз, близорук, носил очки с толстыми стеклами и мешковатые костюмы; над тонкогубым ртом с длинными торчащими зубами нависал большой мясистый нос. Усевшись где придется, в небрежной позе, дымя трубкой, он весь превращался в глаза и уши. Понимал чужие шутки, любил и сам пошутить. При случае, напрямик, без околичностей, выкладывал свои взгляды, почти всегда основательно аргументированные.
Сейчас Денни Тридцатилетия возвращался с Востока. Он знакомился с Россией — последним огромным вместилищем на белом континенте, где еще не исчерпалось крестьянство. Американца очень интересовал эксперимент, которым занималась там кучка людей, основываясь на социологических теориях К. Маркса и В. И. Ленина. Он обнаружил, что в стране под землей была нефть, на земле — хлеб, фрукты, вино, скот, в горах — металл, в лачугах и домах — люди, в реках и морях — рыба, и всего этого, можно сказать, непочатый край. Калифорнийский Мамонт пришел в Кремль, изложил свою точку зрения. Он готов был вложить в их предприятие свои доллары. Люди в Кремле внимательно выслушали его, но они не пришлись друг другу по душе. Люди в Кремле поставили ему свои условия, он им — свои, вынул записную книжку, что-то подсчитал. Люди в Кремле были осмотрительны, г-н Дениель Вашингтон Поттер тоже был осмотрителен, так что сделка, в общем, не состоялась.
Теперь, на обратном пути, Калифорнийский Мамонт располагал временем и решил ознакомиться с Баварией. С юношеских лет он знал одного баварца, который и ныне жил там, некоего г-на фон Рейндля. Он сообщил Рейндлю о своем приезде, и тот с готовностью согласился показать ему страну.
Когда г-н фон Рейндль получил телеграмму американца, он задумался. Дениель В. Поттер держался в тени, в газетах о нем почти не писали, еще реже помещали его фотографии, однако г-н фон Рейндль не сомневался, что этот заурядный на вид человек — один из тех трехсот, которые совместно решают, быть на земле миру или войне и не настала ли пора прекратить русский, индийский, китайский эксперименты.
Поэтому, получив телеграмму, г-н фон Рейндль позвонил по телефону г-ну фон Грюберу. Тайный советник Себастьян фон Грюбер занимался превращением мощи горных баварских рек в электроэнергию. Упрямо, без шума и с успехом. Так же упрямо создавал он в Мюнхене Музей техники. Г-н фон Рейндль выпускал автомашины и газеты, строил суда, открывал гостиницы, добывал железо и уголь, покупал картины и женщин, был знатоком людей, изысканных блюд, искусства; о нем много говорили в печати. Г-н фон Грюбер занимался только музеем и электричеством, и о нем никто ничего не знал. У этих двух людей было мало общего. Но кое-что все же было: у обоих в руках была власть, оба любили свою Баварию, оба знали, что эта немецкая провинция со всем населением, и стадами, и деревнями, и главным городом, и лесами, и полями, и тем, что в них водится, должна измениться до основания, притом в самое ближайшее время. Этого требует экономика всего государства, всей этой части света. И Рейндль и Грюбер любили крестьянский облик своей страны, но не станут же они сложа руки смотреть, как иноземцы навязывают Баварии промышленность, без которой ей не обойтись. Чем впускать этих пришельцев, лучше самим содействовать развитию, которому все равно нельзя помешать. И оба прилежно занимались индустриализацией Баварии — Рейндль, выпуская машины, Грюбер, строя электростанции.
Так что, получив телеграмму американца, Рейндль позвонил по телефону г-ну фон Грюберу. Он был умен и отлично отдавал себе отчет, что Грюбер сделал для страны не меньше, чем он, Рейндль. Потому что моторизация Баварии была важна, но еще важнее была электрификация, освобождавшая ее от угля других немецких областей, превращавшая в одну из экономически развитых провинций. Г-ну фон Грюберу удалось добиться очень многого. Поверхностный наблюдатель решил бы, что Бавария по-прежнему барахтается в своем устарелом сельском хозяйстве. Но этот любитель экспериментов, этот американец, разумеется, сразу поймет, сколько возможностей кроется в уголке Центральной Европы, именуемом Баварией. Придется показать ему и кое-что недоделанное: это еще сильнее его распалит. Да, Рейндль был настоящий баварец и ради удовольствия задвинуть Грюбера в тень не собирался отказаться от выгод, которые сулил приезд Мамонта.
Рейндль пригласил Денни Тридцатилетку пообедать с ним. Они сидели в ресторане Пфаундлера — длиннозубый господин в мешковатом костюме и бледный, одутловатый Рейндль. Благодушно настроенные, они много ели, пили, смеялись. Мюнхенцы не отличались осведомленностью в мировой экономике. Кое-кто, может быть, и догадался бы, что длиннозубый господин — американец. Но если бы им сказали, что непрезентабельному собеседнику Пятого евангелиста отведена большая роль в истории города Мюнхена, чем самому Руперту Кутцнеру, они все засмеяли бы такого безмозглого болвана.
Приятели меж тем освежали общие воспоминания. В давние годы они много путешествовали вместе. Однажды провели приятный месяц на морском побережье. В другой раз целую неделю жили в одной палатке — это было в Севилье во время фиесты. С тех пор прошло много лет. Денни Тридцатилетка отметил про себя, что Рейндль безбожно растолстел и отнюдь не похож на прежнего покорителя сердец. Рейндль отметил про себя, что этот Поттер стал обыкновенным денежным пузырем, а ведь был когда-то человеком своеобычным и очень компанейским.