Успех - Страница 193

193

Но когда Рейндль с Грюбером повезли Мамонта по Баварии, когда начали показывать ему поля, и живописные дома, и неторопливых жителей, и величавые горы, и мощные реки, тогда выяснилось, что Денни Тридцатилетка сохранил всю прежнюю своеобычность. Он безмолвно делал отметки в записной книжке. Просил остановить машину там, где оба баварца не видели решительно ничего интересного. Охотно болтал и откровенно высказывал свою точку зрения. Внимательно вглядывался во все, что ему показывали, и еще внимательней — в то, что пытались скрыть. Беседовал с местными жителями и, если чего-нибудь не понимал, без стеснения переспрашивал во второй и в третий раз. Да, он был умен: Рейндль и Грюбер дорого бы дали, чтобы прочесть его записи, еще дороже — чтобы прочесть мысли. Хуже всего было то, что его честность была вне подозрений. На любой вопрос он отвечал с полной готовностью и прямотой. Несомненно, говорил только то, что думал, но также несомненно, что говорил отнюдь не все. В конце концов Рейндль махнул рукой на дипломатические ухищрения и стал просто любоваться ландшафтом. Ему захотелось есть — время уже близилось к полудню. Он приказал остановить машину у деревенского кабачка, на вид довольно убогого. Г-н фон Грюбер удивился про себя. Пятый евангелист предложил своим спутникам закусить в этом кабачке: он заметил, что там сидит какой-то батрак и ест так называемые ливерные клецки — вареные шарики из печеночного фарша с мукой. У него сразу разгорелись глаза и зубы. Так что теперь уже четверо уплетали ливерные клецки — трое путешественников и батрак.

Через два дня Пятый евангелист устроил небольшой прием в честь мистера Поттера. Он долго обдумывал, с кем бы стоило познакомить любознательного американца, повидавшего на своем веку столько стран и людей. Наконец решил пригласить Грюбера, Пфаундлера и Каспара Прекля. Затащить последнего было делом нелегким. С недавних пор Рейндль затеял построить автомобильный завод в Нижнем Новгороде и даже начал вести кое с кем переговоры. Но, чтобы заставить Каспара Прекля прийти, он прибег не к этому предлогу, а к помощи их общей приятельницы, актрисы Клере Хольц. Она так расписала американца, что Преклю захотелось посмотреть Калифорнийского Мамонта с близкого расстояния.

Вечер начался не слишком удачно. Прекль старался скрыть смущение подчеркнутой грубостью. Пфаундлер был сперва польщен приглашением, но быстро почуял, — чутья ему было не занимать стать! — что его демонстрируют этому американскому денежному пузырю, как зверя из зоосада. Даже сам Пятый евангелист чувствовал себя не в своей тарелке: он с легкостью справился бы с одним сложным характером, но тут их было два: сложный Прекль и сложный Денни.

Вполне доволен был только тайный советник фон Грюбер. Денежный пузырь оказался вполне разумным человеком, и Грюбер имел все основания рассчитывать, что тот не откажется вложить деньги в такую перспективную страну, как Бавария. Мамонт видел грюберовский Музей техники, понял принцип его устройства, оценил изобретательность, с какой были разрешены многие трудности.

Американцу Себастьян фон Грюбер тоже понравился. Он был одновременно и баварец, и гражданин мира, был такой, какими могли бы стать все жители этой страны, если бы выбить из них пристрастие к медлительной, идиотически неподвижной сельской жизни. Баварцы хитрые и сильные люди; пока что их настойчивость смахивает на ослиное упрямство, но, направленная на разумную цель, она скорее всего окажется рентабельной. Из неторопливости, спокойствия и здорового эгоизма баварцев можно будет извлечь приличный доход, но сперва надо заставить их заниматься не только земледелием и скотоводством. Относились ведь пренебрежительно и к зулусам, и к другим африканским народностям, а теперь всем известно, что и они годны в дело. Да зачем далеко ходить: разве этот Грюбер не лучший пример того, каким становится баварец, если его научить уму-разуму?

Гостиная у Рейндля была роскошная, весь дом на Каролиненплац был импозантен и роскошен. На стене висел портрет г-на Рейндля-старшего, написанный в броской манере мюнхенских художников недавнего прошлого. Американец сказал, что большинству его соотечественников этот портрет, вероятно, очень понравился бы, но ему самому было бы неприятно видеть у себя на стене собственного отца в столь прикрашенном виде. Он предпочитает искусство более острое, безжалостное, реалистическое. Тут выяснилось, что он слышал о Мартине Крюгере и даже читал книгу писателя Тюверлена.

Господин Поттер отлично чувствовал себя в своем мешковатом костюме, много смеялся, просил растолковать, если не понимал какого-нибудь баварского выражения, держался в высшей степени непринужденно. Спросил у Каспара Прекля, почему, собственно, его дорогого друга Рейндля здесь величают Пятым евангелистом. Должно быть, потому, ядовито ответил Прекль, что он создал пятое Евангелие, которое учит, как присвоить жену ближнего, и его осла, и его автомобиль.

— Благодарю вас, теперь я в курсе дела, — промолвил г-н Поттер.

Господин фон Грюбер от души расхохотался.

Господин Пфаундлер сказал, что, не считаясь с расходами, поставил обозрение Тюверлена. Как и г-н Поттер, он высокого мнения об этом писателе. Как и г-н Поттер, считает, что Мюнхен должен стать городом туристов, городом, где процветают искусства — другого будущего у Мюнхена нет. Он, Пфаундлер, наделен тонким чутьем. Многие годы он потратил на то, чтобы создать увеселительные зрелища, которые вместе с тем были бы настоящим искусством. Потому и решил поставить обозрение совместно с писателем Тюверленом. К сожалению, публика не очень-то ходит на него, мюнхенцы, видно, еще не доросли до таких вещей. Чтобы возбудить интерес к обозрению у жителей окрестных городков и сел, он организовал передачу по радио сегодня вечером. Мистер Поттер заинтересовался передачей. Включили радио.

193