Успех - Страница 210

210

Какая чепуха! Не казнилась и не угрызалась. Она по совести делала все, что один человек может сделать для другого. Выходит, если Мартин несчастен, не имеет права на счастье и она, Иоганна? Мысли о нем только потому отравляют ей жизнь, что она заражена отвратительными предрассудками. Он первый пожал бы плечами, если бы узнал о ее теперешнем смятении. Стоит здраво подумать об этом — и нелепое чувство вины немедленно исчезнет.

Рядом был Тюверлен, довольный, бодрый, умный. Он и отдаленно не догадывался, какой ненужный груз она тащит на себе. Чтобы сбросить эту ношу, Иоганна еще сильнее хотела ребенка от Тюверлена. Он и отдаленно не догадывался об этом.

Однажды он изложил ей свой взгляд на политику, поощряющую прирост населения. Давно уже вошло в привычку насмехаться над учением священника Томаса Роберта Мальтуса; националистически настроенный немецкий экономист Франц Оппенгеймер объявил, что до отвращения нелогично считать, будто рост народонаселения ведет к уменьшению количества продуктов питания. Но он, Жак Тюверлен, убежден, что презрительное отношение к Мальтусу следует пересмотреть. Так как санитарные условия улучшились и смертность уменьшилась, немалая часть планеты уже и сейчас перенаселена. На двух третях территории Китая и во многих районах Индии не осталось ни единого клочка необработанной земли. Ширина дорог, пролегающих через рисовые поля, не превышает девяноста сантиметров, но и от этих узких троп крестьяне отгрызают по кусочкам, пока подрытые дороги окончательно не осыпаются. Даже в необъятной России, где, согласно советской морали, рождаемость ничем не ограничена, даже там есть угрожающие признаки, что через два поколения людям не хватит земли. Несмотря на это, промышленные магнаты и политические деятели-империалисты стоят за прирост населения. Их цели требуют многих жизней, притом дешевых. И жизнь дешева. Если, например, кто-то финансирует перелет через океан, или добровольческий корпус, или что-нибудь в этом роде, у него нет отбоя от охотников, согласных рискнуть собой, — на худой конец хотя бы ради жалкой суммы денег или однодневной славы. Тюверлен видел воочию, как три года назад во время уличных боев в Берлине голодные женщины рисковали жизнью ради котлет стоимостью в две-три марки, под пулями бросались на туши убитых лошадей. Да и государство делает все, от него зависящее, чтобы свести на нет ценность человеческой жизни. Его правосудие, не отвергающее смертной казни, но оставляющее безнаказанными политических убийц, его способы взращивать дурно понятый патриотизм и воинственность — все это сводит на нет идею ценности человеческой жизни. Но если государство весьма мало дорожит жизнью уже существующей, оно рьяно предохраняет от предохранительных средств жизнь, еще не родившуюся.

Иоганна терпеть не могла эти теоретические разглагольствования Тюверлена. Однажды она даже прямо спросила, неужели ему совсем не хочется иметь детей? Он собрал в складки и без того изрезанное мелкими морщинками голое лицо, сощурился. Обхватил ее за плечи сильными, веснушчатыми руками, повернул к себе, посмотрел в глаза. Потом громко, весело засмеявшись, отпустил и сухо произнес:

— Нет, я не испытываю ни малейшей потребности иметь детей.

На следующий день за утренним завтраком Тюверлен уже серьезно попытался объяснить ей, почему он не хочет иметь детей. Искусство, сказал он, возникло из потребности человека в самовыражении. Эта потребность, видимо, связана с инстинктом, заложенным в людях, дабы из рода в род передавались житейские знания и опыт, накопленные каждой особью. Потребность в самовыражении, по существу, ничем не отличается от инстинкта продолжения рода. Иоганна предпочла бы услышать рассуждения не столь общие, более личного свойства.

Прошло несколько дней, и Тюверлен весело сказал Иоганне, что в четверг виллу «Озерный уголок» собирается посетить мистер Дениель В. Поттер. Познакомила его с американцем актриса Клере Хольц. Тюверлен обнаружил в Калифорнийском Мамонте большой запас знаний, методично и глубоко продуманных. Он увлеченно рассказывал Иоганне об американце, заранее предвкушая беседу с ним.

Иоганна ревниво огорчалась из-за каждой минуты, проведенной Тюверленом с посторонними. Она надеялась улучить время, когда ей удастся сказать единственно правильные слова и разбить последнюю прозрачную преграду, все еще стоящую между ними. Жак написал очерк о деле Крюгера, откровенно говорил с Иоганной решительно обо всем — и о ней, и о себе самом, — взгляды его всегда были отчетливы, слова обдуманны, мысли вытекали одна из другой. А ее собственные мысли теснили одна другую, в них не было четкости, они не укладывались в слова, не находили себе места среди крепко спаянных мыслей Жака. Но должен, обязательно должен существовать способ передать Тюверлену вот эти ее подспудные ощущения.

Приезд американца был ей совсем некстати. Дни шли за днями, а она все не находила случая поговорить с Жаком о самом главном, и вот приезжает этот американец и крадет у нее еще один день.

С другой стороны, мистер Поттер человек известный и влиятельный. И, по словам Жака, у него дела с баварским правительством. Может быть, он возьмется помочь Мартину.

Впрочем, что толку от таких разговоров. Сколько их она уже вела, всякий раз веря, что ее гнев, ее негодование заразят собеседника. Но сейчас ведет их только из чувства долга, ни на что не надеясь, наперед зная, чем все кончится. Она обратится к этому г-ну Поттеру. Г-н Поттер, человек, конечно, умный, выслушает ее с умным видом, потом скажет — надо подумать, что тут можно сделать, он будет иметь это в виду, как же, как же, помочь невинному — великая радость, да, он поговорит в соответствующих сферах. Этим все и ограничится, на следующий день он забудет даже имя Крюгера. Вот оно, самое гнусное: кричишь, бьешься головой о стену. Бесполезно — людское равнодушие непробиваемо, непроницаемо. Пока ты кричишь, люди, может быть, даже прислушиваются к тебе, но завтра уже ни о чем не помнят. Ведь у них столько сегодняшних забот. Ты говоришь с человеком, а он уже думает о следующем, с кем ему придется говорить, потом поворачивается к тебе спиной — и твой голос, твоя просьба тут же испаряются из его памяти.

210