Успех - Страница 214


К оглавлению

214

— Через два месяца вы получите ответ, — отрезал г-н фон Мессершмидт. — Раньше, чем зацветут деревья, — ворчливо добавил он и кивнул ей.

Иоганна хотела спросить еще что-то, но его ворчливый тон и особенно кивок успокоили ее, наполнили уверенностью, и она промолчала.

Так молча они сидели друг против друга — старик и Иоганна. Это безмолвие было красноречивее, чем все сказанные слова. Иоганна хотела, чтобы когда-нибудь, хоть раз в жизни, ей довелось посидеть в таком многозначащем молчании с Жаком Тюверленом. Перед уходом она чуть было не начала утешать старика.

Господин фон Мессершмидт вызвал к себе старшего советника Фертча. Человек с кроличьей мордочкой привез кипу документов, был угодлив, полон готовности дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. Министр говорил мало, нехотя, старший советник так и сыпал словами. Глядя, как быстро поднимаются и опускаются щетинистые усики Фертча, г-н фон Мессершмидт думал — какая же это комедия, что такое вот существо призвано обществом превратить Крюгера в законопослушного гражданина. Так как доклад Фертча не давал никаких оснований для придирок, министр сказал только, что придает большое значение особо гуманному режиму в одельсбергской исправительной тюрьме. Он заявил это тоном, не терпящим возражений, потом повторил уже почти просительно. Человек с кроличьей мордочкой держался все так же скромно, даже благоговейно. Он убедился в том, что знал и раньше, — дни старого чурбана, который так незаслуженно восседает в этом кресле, сочтены. Он, человек с кроличьей мордочкой, делал ставку на «патриотов», только на «патриотов» и на их приспешника Гартля. Он откланялся смиренно, с обычным раболепием, хладнокровно думая при этом — «начхать на старую задницу», — затем, то и дело подпуская шуточки, пересказал весь свой разговор с министром директору департамента Гартлю.

16
О честной игре

В это время мистер Дениель В. Поттер сидел, развалившись в стареньком кресле-качалке на вилле «Озерный уголок». Жак Тюверлен пригласил в этот день и инженера Каспара Прекля, предвкушая долгие, интересные споры. Тот, как всегда беспокойный, как всегда угловатый, то шагал взад и вперед по просторной комнате, то прислонялся к стене.

Накануне у мистера Поттера было столкновение с «истинными германцами». Он рассказывал о нем, посмеиваясь. Мюнхенский ку-клукс-клан, говорил он, состоит, видимо, из молодежи, которая еще не усвоила, что, если матч закончен, его не принято начинать сначала. Они выиграли несколько сражений и на этом основании отказываются признать, что проиграли войну. Итог всем очевиден, а они порываются начать новый раунд. Какая-то удивительная неспособность отдавать себе отчет в истинном положении вещей. Он немного знаком с устройством человеческого мозга и думает, что такой изъян в умственных способностях объясняется атрофией второго речевого центра Вернике.

Тюверлен считал, что вторжение германских варваров в греко-римские культурные области отбросило цивилизацию белой расы на тысячу лет назад. Сейчас, когда с великими трудами на нее наложили заплату в виде четырех сотен лет, творческие усилия цивилизованных людей вот-вот будут прерваны новым нашествием людей недоразвитых. Одной из фаз этого нашествия и является «патриотическое» движение. В любом уголке земного шара встречаются особи, у которых инстинкт убийства так и не был подавлен занятиями спортом. А необходимость держать этих людей под непрерывным медицинским надзором до сих пор не осознана. Почему, например, врачи-психиатры не присутствуют на кутцнеровских сборищах?

Каспар Прекль с жаром возразил, что даже и такое проявление гнева достаточно мотивировано загниванием общественного строя. Конечно, в данном случае гнев направлен не на тех, на кого следовало бы. И все-таки люди, которые возмущаются этой всесветной гнилью, приносят больше пользы роду человеческому, чем другие, которые апатично приемлют ее или твердят, что вообще не видят никакой гнили.

Развалившись в удобном кресле-качалке, Мамонт под прикрытием очков с толстыми стеклами хитро и весело поблескивал глазами, посапывал мясистым носом, покуривал трубку, сжимая ее длинными зубами. То и дело что-то отмечал в записной книжке. Склонность к мятежам, склонность к революционным переменам идет от пустого желудка, — ответил он Каспару Преклю. Но голодная, пораженная инфляцией Германия еще не весь мир. Статистика показывает, что белое население земного шара в большинстве своем состоит из сытых людей. К тому же молодому человеку не следует забывать, что голодные тоже голодны не всегда, а только время от времени. Люди делятся на три класса: сытых, голодных и ненасытных. И ему непонятно, почему для рода человеческого так уж полезна политика, исходящая из интересов одних только голодных людей.

Тюверлен темпераментно защищал эти весьма сомнительного качества рассуждения американца. Им очень хотелось вызвать Прекля на спор, но тот был погружен в сумрачные размышления о художнике Ландхольцере и не снисходил до возражении на такие пошлости.

За обедом заговорили о населении Баварского плоскогорья, о его биологических и социальных особенностях. Живут себе эти баварцы среди своих гор, упрямо набычившись, далеко отстав в развитии от соседей, невольно творят всякие безобразия, становятся игрушкой в руках любого здоровенного, горластого, малоумного проходимца. Не сомневаясь в своей правоте, Тюверлен и Поттер многословно рассуждали об особой людской породе — Homo alpinus. Тюверлен любил народ, среди которого жил. Да, этот высокоинтеллектуальный человек любил своих неповоротливых, несообразительных, безотчетно преданных музам баварцев, любил со страстью истинного писателя, вся жизнь которого — в горячей любви и ненависти к тому, что он познал холодным рассудком. Со своей стороны американец, как заправский коллекционер умевший находить прелесть в каждом редком экспонате, ценил неповторимые особенности этого тяжеловесного народа, — примитивную доверчивость, легко переходящую в озлобленность, мечтательное, уютное варварство. Он даже собирался вложить капитал в Баварию и тем самым продвинуть ее по пути прогресса. Поттер считал, что вряд ли удастся ее индустриализировать. Мюнхену и его окрестностям, со всех сторон окруженным огромными промышленными территориями, составляющими Центральную Европу, Мамонт отводил в будущем роль места отдыха, где люди захотят жить на склоне дней — нечто вроде курорта для всей Центральной Европы.

214