Успех - Страница 218

218

Бени слушал сестру. Почти ничего не говорил. Но про себя удивлялся, что Анни, совсем еще девчонка, так мужественно справляется со своими заботами. Она меж тем искоса поглядывала на брата и улыбалась. Он, видно, год уже не стригся. С ласковой насмешкой она подумала, что с таким вот намеком на бачки он очень похож на старика Лехнера.

Они дошли до Унтерангера. Каэтан Лехнер отремонтировал дом, но старый дом — не старинная мебель, и тут Лехнеру изменил вкус. Новая окраска не удалась, в прежнем своем немного обшарпанном виде дом был привлекательнее. Старик обрадовался, что наконец-то видит обоих детей вместе, но немедленно заворчал — не часто они удостаивают его этой чести. Он очень переменился, связавшись с «истинными германцами», стал задирать нос. Он всегда говорил, что еще выбьется в люди, но раньше его слова звучали так, словно он просил прощения за то, что все еще не выбился. А теперь он произносил эту фразу тоном необычайно значительным. Каэтан Лехнер втайне свято верил, что рано или поздно «патриоты» помогут ему заполучить яично-желтый дом; ну, а когда произойдет национальное обновление и во имя великой Германии мы начнем войну с Голландией, тогда, может быть, ему удастся вынудить голландца вернуть «комодик». С тех пор как Каэтан Лехнер стал посещать кутцнеровский балаган, он совсем одурел, и разговаривать с ним стало немыслимо. И вместе с тем он требовал, чтобы с ним разговаривали, не мог уснуть, предварительно не разделав под орех Бени, этого красного пса. Зобастый старик с длинными баками и молодой человек с намеком на бачки сидели бок о бок, и молодой молча выслушивал стариковскую брань. Он был согласен на Петерсберг, на увенчанное фронтоном здание, где регистрировались браки, лишь бы потом его оставили в покое.

А Каспар Прекль тем временем злился на себя за мальчишески спесивый выпад против Бенно Лехнера. Мысль его была верна, но в какую дурацкую, высокопарную форму он ее облек. Каспар Прекль искренне тяготился своей индивидуальностью. Ему хотелось освободиться от нее, хотелось стать атомом в ряду подобных же атомов. А получалось так, что какая-то часть его «я» все время заносилась над другими. Нет, он не может примириться с этим своим свойством, должен от него избавиться.

Ему было неприятно, что Бени ушел такой разобиженный. Прекль достал цикл своих баллад и стал сочинять новую — «О бедности». В стихах его мысли звучали куда убедительнее, чем в прозе, где нужна логика, последовательность. На вилле «Озерный уголок» он разыграл дурака перед этим Калифорнийским Мамонтом. Тот разговаривал с ним как с несмышленышем и был прав — этот Мамонт вовсе не глуп. Глупо было то, что говорил он, Прекль. А вот баллада «О честной игре» удалась. Каспар Прекль взял банджо, стал тихонько наигрывать. Стихи приходили к нему всегда вместе с мелодией. Удалась и баллада «О бедности».

Он вполголоса промурлыкал ее и остался доволен. Один в просторном ателье снова пропел ее, на этот раз звонко, во весь голос. Прекль был гордец. После неудачного выступления перед денежным пузырем он совсем перестал петь баллады на людях, даже для Анни не пел. И вообще у него появились тайны от нее.

Хитро улыбаясь, он на цыпочках подошел к столу и отпер ящик. Совсем как художник Ландхольцер, оглянулся на дверь, запер ее на задвижку. Вынул из ящика рисунок «Западно-восточный двойник», манифест «О правде», деревянную дощечку с рельефом «Смиренного животного».

Стал их по очереди разглядывать, — рисунок, барельеф, манифест, — разглядывать с нежностью, с горячностью, со страстью. Окинул взглядом чертежный стол, на котором громоздились эскизы, рабочие чертежи. Громко, презрительно расхохотался. И опять начал звонко выкрикивать только что сочиненную балладу «О бедности». И опять она ему понравилась.

Он был доволен. А, собственно говоря, чем? Определение этого древнего буржуа Аристотеля по-прежнему самое точное: смысл искусства — в очищении от страха и сострадания. Психоанализ — одна из уловок гибнущей буржуазии. Старик Аристотель отлично разбирался в психоанализе. Искусство — наилучший способ очиститься, избавиться от таких опасных чувств, как страх, сострадание, угрызения совести. Отличный, ловкий, удобный способ. Только не слишком ли ловкий, удобный, буржуазный?

В общем, он свинья. Сейчас не время для такой роскоши, как сложная личная жизнь. Неординарные характеры вышли из моды. Вот он наорал на беднягу Бенно Лехнера — мол, личные беды сейчас никому не интересны, а сам сидит и цацкается со своей неординарностью. И его сумрачные запавшие глаза впились в сумрачные запавшие глаза «Западно-восточного двойника», в его костистый нос, выпирающий кадык, резко очерченные скулы.

Да, искусство — бессовестно дешевый способ обезопасить себя от опасных страстей. Старик Платон, разумеется, «большеголовый», разумеется, он аристократ из аристократов, но при том умен как черт и не зря изгнал поэтов из своего государства. Что говорить, обязательства перед обществом всего дешевле оплатить с помощью эстетики. Чересчур дешево, друг любезный. Такие полезные чувства, как жажда борьбы, негодование, жажда убийства, отвращение, угрызения совести, очень неудобны. Но для того они и даны человеку, чтобы он не сидел сложа руки. Избавиться от них, претворив их в искусство, проще простого. Только этот номер не пройдет. Эти чувства нужно использовать в реальной жизни, то есть в классовой борьбе.

Слишком вы все себе облегчаете, господин инженер Каспар Прекль. От других требуете, чтобы они отказались от личной жизни. А вы-то сами отказались от вашего пресловутого чувства собственного достоинства? Попытались приноровиться к господину Рейндлю? Уехали в Россию? Нет, отсиживаетесь в приятной отъединенности за запертой дверью. Предпочитаете сочинять баллады, заниматься искусством. Захлебываться искусством. А кто вам дал на это право?

218