Господин Гесрейтер прямо-таки разрывался между мюнхенскими заботами и международными деловыми операциями. Взять, к примеру, историю с «Гекер» — гессенской керамической фабрикой, принадлежащей акционерному обществу. Представлялась возможность скупить большую половину акций общества. Отнюдь не по дешевке: «Гекер» была старинная фабрика с безукоризненной репутацией. Г-н Гесрейтер не был уверен, что ему стоит брать на себя такие серьезные финансовые обязательства. Директора «Южногерманской керамики» очень отговаривали его от покупки акций. Для заграницы изделия «Гекер» был чересчур тяжеловесны, а немцы, которым такая продукция нравилась, не покупали ее по безденежью. Но тут появился некий г-н Кертис Ленг, лондонец, заинтересованный в «Гекер». Он был не прочь вступить в долю с г-ном Гесрейтером.
Обменявшись телеграммами с г-ном Ленгом, г-н Гесрейтер решил съездить в Лондон. В светло-сером касторовом пальто, в широкополой дорожной шляпе, сидел в поезде г-н Гесрейтер, отрастивший уже порядочные бачки, и, преисполненный сознания собственной значительности, грустил, что нет здесь ни единой знакомой души, с которой можно было бы поделиться своими проектами.
Кого же встретил он на пароходе, по пути из Флиссингена в Харидж? Да, господин с бледным, одутловатым лицом и густыми, иссиня-черными усами — не кто иной, как Пятый евангелист. Г-н Гесрейтер был вне себя от радости — пусть этот спесивец удостоверится, что не только он ведет дела с заграницей. Стоит ли заговорить с ним? В общем, было бы естественно при подобных обстоятельствах двум землякам, старым знакомцам, подойти друг к другу. Однако г-н Гесрейтер все-таки колебался — он был самолюбив.
Но смотрите-ка! Г-н фон Рейндль сам подошел к нему. И он отнюдь не смотрел сквозь г-на Гесрейтера, как иной раз бывало в «Мужском клубе» или в театре. Напротив, пожал ему руку и был явно рад встрече. И вовсе он не такой высокомерный зазнайка, как о нем рассказывают.
Они вместе закусили. Баварский говор так уютно звучал на фоне французской и английской речи; время текло незаметно. Г-н Гесрейтер изящно и остроумно говорил о политике, искусстве, промышленности, Мюнхене — обо всем на свете. Пятый евангелист был явно в восторге от него. Например, когда о свинстве, творимом с Галереей полководцев, Гесрейтер сказал, что мюнхенцы стремятся превратить это великолепное здание в универсальный магазин воинственных надежд, Рейндль, улыбаясь, поднял бокал и выпил за его здоровье. Правда, потом г-н Гесрейтер вдруг подумал, что Рейндль смотрит на собеседника очень уж странным взглядом: от такого взгляда прямо мурашки бегут по коже. Но, господи боже, у кого из нас нет чудачеств! Главное ведь в том, что с Рейндлем можно поговорить. И г-н Гесрейтер говорил. Судя по всему, эти промышленные магнаты отлично понимали друг друга.
— Вы в Лондон по делам? — немного спустя вежливо осведомился г-н фон Рейндль.
«Представьте, что по делам, господин хороший, — подумал г-н Гесрейтер, — Не только «большеголовые», имена которых ежедневно поминаются во всех коммерческих отделах всех газет, другие тоже расширяют свое влияние, делают дела, не дают маху, не сидят на месте как пришитые». Но вслух он этого не сказал. Напротив, небрежно бросил, что да, едет по делам. Рейндль не стал расспрашивать, и тогда г-н Гесрейтер доверительным тоном сообщил, что вместе с мистером Кертисом Ленгом собирается купить акции общества «Гекер».
Господин Рейндль сказал, что знает мистера Кертиса Лента. Порядочный человек, безупречный, но нерешительный, чересчур осторожный.
— «Гекер», хм-хм. Прекрасный фарфор, дорогой фарфор. Нужна толстая прокладка, чтобы не разбить такой дорогой фарфор, — заметил он с задумчивой улыбкой.
«Что за странная манера выражаться у этого Рейндля. Можно сказать, наглая. Уж не думает ли он, что у меня прокладки не хватит? Вот нарочно возьму и куплю «Гекер». Возьму и куплю, даже если этот чертов англичанин пойдет на попятный».
Англичанин пошел на попятный. Из Дармштадта летели телеграммы, владельцы акций торопили с решением. «Когда бодрый дух полнит мужеством грудь», — звучало в душе г-на Гесрейтера. «Поставщик его величества», — звучало в его мозгу. Он распорядился купить акции.
Господин Гесрейтер вернулся в Мюнхен очень довольный собой. Как бы мимоходом рассказал г-же фон Радольной, г-ну Пфаундлеру, своим приятелям из «Мужского клуба», что встретил на пути в Лондон Пятого евангелиста. Любезный человек, вовсе не такой чванный, как о нем говорят. Впрочем, у Гесрейтера у самого теперь дела нешуточного размаха. Г-жа фон Радольная, узнав, что г-н Гесрейтер купил акции «Гекер», проявила некоторую озабоченность. Услышав эту новость, г-н Пфаундлер тоже смерил г-на Гесрейтера с головы до пят своими быстрыми мышиными глазками. Поймав его взгляд, г-н Гесрейтер без всякой связи подумал об Иоганне Крайн. Но г-н Пфаундлер промолчал, ограничился пожеланием удачи г-ну Гесрейтеру.
Марка все падала и падала, доллар лез в поднебесье. Крупные предприятия хватали на лету куски, чавкали, давились, не успевали переваривать проглоченное. «Гекер» процветала, «Южногерманская керамика» расширялась. Все безудержнее кувыркалась гора, все яростнее вздувался поток. Г-н Гесрейтер ринулся в него, загребал руками, как заправский пловец. И смотрите-ка! — он держался на поверхности, он плыл.
Оккупация Рурской области полностью оправдала Кленка в собственных глазах. Теперь уже никто не станет сомневаться, что прекраснодушные речи о мирном улаживании конфликтов просто гнусная брехня для отвода глаз. Из-за такой малости, как недоданные полтора процента, враг идет на неслыханный акт насилия. У Кленка всегда была при себе фотография: французские солдаты в Эссене, они стоят перед броневиками, руки в карманах, разухабистые, наглые невежи, в чьей власти жизнь и смерть побежденных. Этой возмутительной фотографией он мутил и собственное сердце, и сердца других.