Успех - Страница 284

К оглавлению

284

Кленку хотелось поскорей узнать, какое впечатление производят на Маттеи его воспоминания. Читая, он то и дело поглядывал на своего похожего на обрубок слушателя. Едва Кленк кончил, Маттеи сразу выпустил залп брани. Что за пресная, дилетантская брехня, что за нелепый, бессвязный, бессмысленный бред уязвленного тщеславия! И как плохо написано — произвольные словообразования, смехотворно пересыпанные суконными канцелярскими оборотами! Кленк с удовольствием слушал эту грубую ругань: видно, его писание здорово задело Маттеи. Оживившись, как уже давно не оживлялся, он яростно сцепился со своим гостем. Маттеи заявил, что баварцы должны сгореть со стыда, — подумать только, они годы терпели на посту министра юстиции человека, у которого атрофирована способность мыслить. На это Кленк ответил, что и о Маттеи у него написано кое-что забористое, но этого он ему сейчас не покажет. Эти страницы он предназначает для будущего жизнеописания Маттеи и надеется, когда тот испустит дух, еще долго услаждаться этим жизнеописанием. Они распили бутылку пива, потом бутылку вина, потом еще одну, потом Вероника среди ночи жарила им яичницу и готовила салат.

Расстались они под утро, в отличном расположении духа, все еще не доспорив.

— Поскорей приезжайте! — крикнул Кленк вслед Маттеи. — Я еще кое-что добавлю в ваше жизнеописание.

Чтение еще сильнее разожгло интерес Кленка к развязке судеб тех людей, о которых он рассказывал в воспоминаниях. Особенно хотелось ему повидать доктора Гейера. Говорили, что тот купил себе дом в каком-то селении на южном побережье Франции. Кленк решил разыскать его там.

Он поехал в машине через швейцарские горные перевалы, где раннее лето было до краев полно сил и нетерпения.

Гейер жил в рыбачьем поселке. Темные лесистые холмы окаймляли берег, обрываясь у самого моря. Пинии, каштаны, пробковые дубы. После войны туда снова хлынул народ, особенно англичане. Склоны холмов над поселком были усеяны домиками. В одном из них и жил Гейер.

Кленк позвонил, в ответ громким лаем залилась собака. Вышла желтолицая экономка Агнесса и, подозрительно глядя на визитера, угрюмо буркнула, что господина нет дома, когда он вернется, ей неведомо, и вообще он никого не принимает. Кленк ушел, ему вслед неистово гавкала собака, злобно смотрела желтолицая.

Кленка это не смутило. Погода была великолепная, местность красивая. Гейер где-нибудь да гуляет, вот он и разыщет Гейера. Куда приятнее побеседовать с ним под открытым небом, среди этого чудесного приволья, чем в четырех душных стенах.

Кленк остановился в маленькой уютной гостинице. Узнал, что Гейер — спокойный господин, его не видно, не слышно, живет очень скромно. Целиком под башмаком мадам — то ли экономки, то ли жены, этого никто не знает.

К вечеру следующего дня, пробираясь напрямик сквозь густую поросль дрока, тимьяна, лаванды, Кленк увидел того, кого искал. Доктор Гейер сидел на каменной глыбе, неотрывно смотрел на синеющее море, — изможденный, опустившийся человек. Кленк первый заметил его. Увидев, что к нему приближается, топая сапожищами, гигантская фигура в грубошерстной куртке, адвокат побелел и задрожал. Кленк слышал, что во время покушения и потом, когда случилась эта гадость на похоронах Эриха Борнхаака, Гейер держался в высшей степени пристойно. Но Кленк знал и другое: ужас, внезапно пережитый человеком, порой дает о себе знать с большим опозданием. Должно быть, при виде врага адвокатом овладел тот в свое время не осознанный страх.

Кленку это было неприятно. Он ведь приехал сюда не как враг. Ему хотелось узнать, что сталось с этим человеком, ну, может быть, немного поддеть его — вот и все. Эрих Борнхаак мертв, Симон, паренек, жив. А в остальном — что ж, теперь у них у обоих по стариковскому наделу — у Кленка его воспоминания, у Гейера книга «Право и история» или как там она называется. Враждовать с этим бесплотным адвокатом? Вот уж нет.

Он заговорил с доктором Гейером самым ласковым тоном, чтобы тот поскорей пришел в себя. Но тот не пришел в себя. Кленк почти сразу понял, что доктор Гейер уже никогда не придет в себя. Его обтянутое тонкой кожей лицо покраснело, глаза часто-часто мигали, не очень опрятный пиджак болтался на нем, чересчур длинные брюки были ободраны о кустарник, — как дисгармонировал с тихим, просторным ландшафтом этот безнадежно рассыпавшийся, разъятый человек. Неужели же он — тот самый, кого даже Кленк порой считал достойным противником? Нет, это уже не человек, это предмет.

Предмет по имени Гейер сидел на камне. Кленк что-то говорил предмету Гейеру, предмет Гейер следовал ходу мыслей минувших лет, и, если удавалось попасть в унисон с этими мыслями, предмет пытался ответить, иногда даже отвечал вразумительно и удобопонятно. Наконец Кленк вместе с предметом Гейером пошел домой и с ним поужинал. Назавтра он уехал в Верхтольдсцель.

Прекрасно было ехать по этим прекрасным местам, к тому же Кленк никогда ни в чем не раскаивался. Все-таки он не стал бы утверждать, что перемена, происшедшая в его враге Гейере, доставила ему радость. Он вымарал те страницы воспоминаний, где речь шла о депутате Гейере.

21
Вмешивается тетушка Аметсридер

Тюверлен работал. В нем роились образы, они были ему дороги, требовали воплощения, но он избрал эту тяжелую, как свинец, отталкивающую тему о стране Баварии. Он получил заказ.

Благодаря обозрению он в свое время добился амнистии Крюгеру, но это было делом случая, удачи. Путь, выбранный им сейчас для воскрешения Крюгера, требовал упорной, методичной работы. Он работал. С разных сторон подбирался к материалу, брал его в клещи. Все отчетливее видел, как проявляется в этих людях одно и то же — беспощадное собственничество, тупая, неистовая злоба на неотвратимое — на промышленность, атакующую сельское хозяйство. Вглядывался в эти черты, извлекал их на свет божий. Потом перечитывал написанное, видел его четкие очертания, видел, что оно удалось.

284