Фанси де Лукка — чемпионка по теннису, кончает самоубийством, чувствуя, что успех ускользает от нее; обыватели, растеряв силы в погоне за успехом, означавшим для них материальное благополучие, гибнут в нищете; актеры и писатели, утратив успех, тонут в безвестности; финансисты и промышленники — разоряются; политики — сходят с арены истории.
Борьба за успех освобождает ее участников от заботы о чистоте своей совести, ибо одержанный успех снимает все сомнения насчет того, какими путями и средствами, какой нравственной ценой он был достигнут.
Подобный взгляд Фейхтвангера на буржуазный мир, раскрытый в художественно полноценных образах, делает его роман одним из крупнейших достижений критического реализма XX века.
Критический пафос реализма Фейхтвангера, многосторонне проявившийся в романе, достигает сатирического накала в описании мюнхенского путча 1923 года — первого открытого выступления фашистов в Германии.
Выпестованный крупной буржуазией фашизм на первых порах, и особенно в годы, описанные в романе, использовал в качестве живой силы и массовой основы движения мелкую буржуазию. Фейхтвангер вложил в уста барону Рейндлю — одному из фактических правителей Германии, субсидировавшему фашистов, — очень точную характеристику причин роста фашистских настроений в среде мелкой буржуазии. Барон Рейндль, изображенный в романе умным и проницательным человеком, не менее точно определил и границы, до которых будет дозволено дойти фашистским демагогам: «Мелкий буржуа всегда втайне жаждет сильной власти, вождя, которому он мог бы бездумно подчиняться. По сути дела он никогда и не был настоящим демократом. А сейчас, чем больше обесцениваются деньги мелкого буржуа, тем сильнее линяет и его демократизм. В своем нынешнем бедственном положении он хватается за Кутцнера, как за последний оплот, якорь спасения: Кутцнер — герой мелкого буржуа, фюрер в лучистом озарении славы, изрекающий благозвучные словеса, которым так отрадно повиноваться.
— И вы полагаете, что, если удастся справиться с инфляцией, «истинным германцам» придет конец?» — спрашивает один из собеседников барона Рейндля и получает ясный и определенный ответ:
«Конечно. Но пока немецкая тяжелая индустрия не наладит связей с международной, никакое правительство не справится с обесценением денег».
Тогда — в двадцатые годы — финансово-промышленная олигархия остановила рвавшийся к власти фашизм, подавив «пивной путч», ибо считала себя способной после достижения экономической стабилизации самостоятельно справиться с недовольством трудящихся. А пока она рассматривала фашистское движение как своего рода оттягивающий пластырь, помогавший ей укрепить свое господство в стране.
Поэтому она сквозь пальцы смотрела на разгул и бесчинства вооруженных фашистских банд, поощряла травлю и убийство ими «красных». Роман переполнен фактами, почерпнутыми из живой истории тех лет и показывающими размах террористической деятельности «истинных германцев» (так в романе названы национал-социалисты).
Туманная, полумистическая псевдофилософия «истинных германцев», рассчитанная на внешний эффект демагогия их политической программы, балаганная помпезность их сборищ привлекали к себе выбитую из жизненной колеи мелкобуржуазную массу, удовлетворяя ее темные инстинкты, ибо любое преступление, совершенное «истинным германцем», оправдывалось и освящалось, как «подвиг», совершенный во имя нации или ради ее блага. Под знаменем Руперта Кутцнера — трусливого истерика и ловкого демагога, вождя «истинных германцев» — собирались все отбросы общества — наемные убийцы, погромщики, а также люди, запутавшиеся в долгах, разоренные инфляцией и стиснутые нуждой бюргеры, бывшие кадровые офицеры, ищущие приложения своим военным талантам и жаждущие реванша.
Рядом с Кутцнером, в котором легко угадываются черты его исторического прототипа — Адольфа Гитлера, стояла зловещая фигура генерала Феземана, под именем которого Фейхтвангер вывел одного из главных главарей путча 1923 года — генерала Людендорфа, бывшего фактическим главнокомандующим германской армией на последнем этапе первой мировой войны.
Образы вождей фашизма Фейхтвангер рисует в подчеркнуто гротесковой манере, сгущая краски и заостряя характеристики. С жалящим презрением описывает Фейхтвангер личность Кутцнера, его способность верить в собственную ложь, его самовлюбленность, атмосферу надрыва и фальши, сопутствующую ему и его поступкам. С такой же ненавистью пишет он о Феземане — Людендорфе. Истерик Кутцнер и авантюрист Феземан стояли во главе фашистского движения и неистово рвались к успеху, создавая и вооружая отряды отпетых головорезов и пытаясь совершить государственный переворот.
Для Фейхтвангера лидеры фашизма — персонифицированное историческое зло, а само фашистское движение — взрыв варварства, которое таится под тонким покровом цивилизации и время от времени вырывается на поверхность истории, сея смерть и разрушение.
Подобный взгляд на фашизм, вытекавший из особенностей мировоззрения писателя, однако, не исказил в романе изображения фашистского движения, ибо Фейхтвангер был весьма конкретен в социальном анализе условий, приведших к рождению национал-социализма в после-версальской Германии, и не отрывался от почвы живой истории. Он поднялся до понимания того, что сопутствующие фашизму жестокость и бесчеловечность обусловлены бесчеловечностью самого буржуазного общества.
Эту мысль Фейхтвангер подкрепляет образами Эриха Борнхаака и его приятеля фон Дельмайера — молодых людей, со школьной скамьи брошенных в горнило войны и вернувшихся оттуда с окаменевшими сердцами и выжженными душами. Логика событий привела их в ряды «истинных германцев».