Успех - Страница 57

К оглавлению

57

— Ну и времена пошли! — сокрушалась какая-то нервная дама, через плечо соседа прочитав новость о покушении.

— Кого это казнили? — громко спросила ее полуглухая дряхлая старуха-мать.

— Доктора Гейера.

— Это не тот ли министр, который вызвал инфляцию? — кричала мамаша с другого конца вагона. Кто-то пытался ей объяснить, в чем дело, кто-то возмущенно требовал прекратить, наконец, шум.

— Значит, тот самый министр, — удовлетворенно констатировала глухая.

На каждой остановке люди выскакивали из вагона, быстрым шагом направлялись к выходу, торопясь к ужину, к девушке, к другу, в кино. Уже на лестнице, ведущей на улицу, они успевали забыть о газетной новости, и громкие, пронзительные крики продавцов газет: «Покушение на депутата Гейера!» — для этих куда-то спешивших людей звучали как нечто устаревшее и докучное.

2
Несколько попутных замечаний о правосудии

Экономка Агнесса провела Иоганну Крайн в спальню, где лежал больной адвокат Гейер. Тщетно стараясь говорить потише, экономка плаксивым голосом запричитала, что с доктором нет никакого сладу. Всего только второй день, как вернулся из больницы, а уж рад бы отослать сиделку и засесть за работу. Несмотря на запрет врача, он на сегодняшний вечер вызвал своего помощника, а на завтра — управляющего конторой. И с Иоганной наверняка собирается беседовать не только о предписанной ему диете.

Едва Иоганна вошла, Гейер отослал сиделку. Иоганна внимательно и сочувственно оглядела худое, бледное лицо адвоката. Теперь особенно четко обозначился его крупный череп, высокий лоб, впалые виски, тонкий, заострившийся нос. Голова была забинтована, щеки поросли рыжеватой щетиной, голубые глаза потускнели и казались больше обычного. Не успела сиделка выйти, как он исхудалой рукой нашарил очки, пользоваться которыми ему было запрещено. И как только он ими вооружился, так сразу же стал похож на прежнего энергичного Гейера.

О случившемся он говорил с подчеркнутым безразличием. Смеялся над бесконечными газетными вымыслами. Ведь покушение не повлекло за собой серьезных последствий. Сотрясение мозга уже почти не дает себя знать, рана над глазом не опасна. В худшем случае тазобедренный сустав станет менее подвижным.

Как только температура спала и он снова обрел способность мыслить трезво и ясно, он решил не принимать эту историю всерьез. Перебирая в уме все подробности, он приходил к выводу, что держался тогда достойно. Услышав на тихой, безлюдной улице позади себя торопливые шаги, он обернулся, и в краткий, но для него бесконечно долгий миг до удара уже понял, что сейчас его ранят — возможно, даже смертельно. В то мгновение он не ощутил страха, не струсил, сохранил хладнокровие перед лицом опасности. Он был доволен собой.

Правда, было одно обстоятельство, которое его угнетало. Тогда, обернувшись, он увидел трех парней. Он видел их какие-нибудь доли секунды; к тому же тот, который интересовал его больше всего, укрылся за двумя другими и нагнул голову. И все же он был почти уверен, что узнал это наглое, пустое, насмешливое лицо с мелкими, крысиными зубами. Возможно, это была лишь бредовая идея, плод воображения. Но мысли Гейера, как он ни боролся с собой, беспрестанно возвращались к этому лицу. Было бы нетрудно получить более достоверные сведения: достаточно было назвать следователю имя страхового агента фон Дельмайера. Но если пустопорожний страховой агент был замешан в этом деле, тогда о покушении наверняка знал и кое-кто другой. Но об этом Гейер узнавать не желал; он предпочитал оставаться в неведении.

В общем же он отнесся к покушению довольно спокойно. С подобными неприятностями может столкнуться всякий, кто борется во имя идеи. Если бы не воспоминание о том лице, он испытывал бы даже некоторое удовлетворение от своих страданий. Но стоило ему вспомнить о том мелькнувшем на миг лице, как раны его начинали ныть, и появлялось такое чувство, будто череп сверлят острым буравом, что-то жгло под закрытыми веками — на кровати лежал беспомощный, разбитый человек.

Спокойная, ясная сидела Иоганна в спальне, кое-как обставленной случайной, стандартной мебелью. Всякое кокетство было противно ее натуре, и в подчеркнутом безразличии, с каким Гейер рассказывал о случившемся, ей почудилась рисовка. Поэтому она почти не поддерживала разговора и вскоре перевела его на дело Крюгера, ради которого, собственно, и пришла.

Мартин Крюгер после приговора наотрез отказался от подачи кассационной жалобы. Иоганна сочла это просто театральным жестом, позой обиженного: чем мне, мол, хуже, тем лучше. Но она не смогла переубедить его. По-видимому, его фатализм имел глубокие корни. Она надеялась, что резонные доводы адвоката поколеблют решение Мартина, заставят его бороться с проклятым невезением. Но за день до истечения срока подачи кассационной жалобы на Гейера было совершено нападение. Его помощнику не удалось уговорить Крюгера изменить свое решение. Срок был упущен, и Мартина перевели в исправительную тюрьму Одельсберг.

Гейер сухо обрисовал ей положение вещей. На пересмотре дела согласно параграфу триста пятьдесят девятому можно настаивать лишь в случае предъявления новых фактов или доказательств, могущих в совокупности с уже ранее приведенными доказательствами послужить для суда основанием для вынесения оправдательного приговора. К примеру, если б удалось доказать, что шофер Ратценбергер дал ложную присягу. Он, Гейер, само собой разумеется, уже предпринял необходимые шаги и подал соответствующее заявление о лжесвидетельстве Ратценбергера. Но крайне сомнительно, что прокуратура возбудит дело против шофера, раз уж у нее достало ума не возбуждать дело даже против нее, Иоганны Крайн. Больше того, власти решили предать эту историю полному забвению. Добиться помилования сейчас — почти нереально. В этом смысле ожесточенные нападки прессы других германских земель на позорный приговор приносят больше вреда, чем пользы.

57