Успех - Страница 94

К оглавлению

94

Антиквар Каэтан Лехнер поднялся и, кряхтя, стал одеваться. Вот она радость от детей! Жаждешь близкому человеку душу излить, а приходится, на ночь глядя, в зимнюю стужу тащиться куда-то. Он отправился в «Клуб любителей игры в кегли», твердо решив не рассказывать там ни о «комодике», ни о покупке дома: если он проговорится, они станут над ним потешаться.

Но потом не удержался, обо всем рассказал приятелям, и они потешались над ним.

В тот вечер он изрядно выпил и по пути домой на чем свет стоит честил своего сынка Бени, этого подонка, красного пса. Войдя в переднюю, он услышал ровное дыхание спящего сына. И хоть Каэтан Лехнер был сильно пьян, он, не зажигая света, снял резиновые сапоги и осторожно, чтобы не разбудить мальчика, добрался до своей кровати. И уже в полусне тихонько напевал давно забытую песенку. «Эй, старуха, не дури».

18
Керамическая фабрика

Вернувшись в Мюнхен после бракосочетания с Крюгером, Иоганна попыталась заняться графологией. В Гармише у нее иногда появлялась неодолимая потребность вновь сидеть перед своим аппаратом и со страхом ждать того мига, когда в очертаниях букв выкристаллизуется характер писавшего. Но теперь, очутившись у себя в комнате, сидя за письменным столом и глядя на окружавшие ее предметы, на книги по специальности, она не находила во всем этом ни смысла, ни радости. И прежде всего в себе самой. Она вспомнила, как Гейер действовавшим ей на нервы голосом спросил: «Да, на каком основании?» Вспомнилась его дурацкая манера моргать глазами. И ее опрометчивый ответ: «Я выйду за него замуж». Она попыталась представить себе лицо Жака Тюверлена, тетушки Амстсридер, лица знакомых из гармишского Палас-отеля, когда они прочтут в газетах о ее замужестве. «Похоже, я сделала глупость, сделала глупость», — повторяла она про себя, и на лбу у нее обозначались три вертикальные морщинки. «Похоже, я сделала редкую глупость», — произнесла она неожиданно громко, вслух. В следующие два дня она, собственно, без всяких причин, отказалась от нескольких заказов и без большой охоты занялась теоретическими вопросами графологии. И когда г-н Гесрейтер вторично предложил ей осмотреть его фабрику, она подумала, что это очень кстати. Фабрика «Южногерманская керамика Людвиг Гесрейтер и сын» находилась в пригороде Мюнхена. Это был огромный, красный и отвратительный на вид корпус. Гесрейтер водил Иоганну по чертежным залам, конторским помещениям, машинному отделению, мастерским. На фабрике г-на Гесрейтера в большинстве своем работали девушки, пятнадцати-семнадцатилетние заморыши. Все здание было пропитано кисловатым запахом. В мастерских этот запах был таким сильным и стойким, что Иоганна невольно спрашивала себя, смогут ли эти люди хоть когда-нибудь вытравить его из одежды и тела. Во время осмотра фабрики Гесрейтер говорил без умолку, шутил. И хотя было жарко, так и не снял шубы. Рабочие его любили. Он говорил с ними на диалекте, беседовал о всякой всячине. Они охотно отрывались от дела, чтобы поболтать с ним, и вообще относились к нему с симпатией, особенно девушки. А вот в конторе его встретили куда менее приветливо. Когда хозяин и его гостья собрались уходить, служащие конторы даже не пытались скрыть своей радости.

Напоследок г-н Гесрейтер показал Иоганне складские помещения. Тут штабелями стояла художественная продукция фабрики, предназначенная на экспорт: девушки, черпающие кувшинами воду из ручья, олени и косули, длиннобородые гномы, огромных размеров трилистники, приютившие нагих, непорочных дев со стрекозьими крылышками за спиной, аисты в натуральную величину, стоящие перед пещерами — ящиками для цветов. Исполинские мухоморы с красными и белыми шляпками. Каждая вещь в сотнях, в тысячах экземпляров — скопище чудищ, источавших кисловато-терпкий запах. Иоганна огляделась вокруг, неприятный запах буквально бил в нос, от вида всех этих уродцев и отвратительного запаха у нее перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота. А г-н Гесрейтер все говорил и говорил, подшучивая над изделиями собственной фабрики, красочно живописал, как они будут выглядеть в гостиной какого-нибудь добропорядочного провинциала либо среди разноцветных стеклянных шаров в саду американского фермера. Тростью с набалдашником из слоновой кости он показывал то на одно, то на другое «творение». Его замечания отличались тонким юмором — лучше высмеять все эти «предметы искусства» не смог бы и сам Мартин Крюгер.

После осмотра фабрики Иоганна собралась было домой, но Гесрейтер решительно запротестовал. Он непременно должен сначала показать ей несколько эскизов, смелые проекты одного неизвестного молодого художника, и особенно серию «Бой быков». Техника производства этих вещей довольно сложна, объяснил он. И бизнеса на них, разумеется, не сделаешь. Гесрейтер воодушевился и принялся с увлечением рассказывать, что его привлекает в этих проектах. Он добьется признания молодого скульптора, непременно добьется, заявил Гесрейтер своей спутнице. Но до чего обидно, что на девяносто девять убогих поделок приходится всего один такой шедевр, да и тот удается пробить с великим трудом. Иоганна больше молчала и на обратном пути ограничилась лишь несколькими короткими, ни к чему не обязывающими фразами. Она просто не в силах была воспринимать это огромное строение с его лжеискусством и затхлым запахом, от которого перехватывало дыхание, столь же легкомысленно весело, как г-н Гесрейтер. Вероятно, для этого ей недоставало чувства юмора. Что-то от кисловатого запаха своей фабрики впитал в себя и сам Гесрейтер.

94